Грант шумно выдохнул, закатив глаза. Его слова она, конечно же, проигнорировала. Страх, видимо, настолько часто становился спутником её жизни, что Одри уже совсем забыла, кого было бы разумнее остерегаться.

– Я не повторяю несколько раз, – проговорил Грант ровным тоном.

Одри всё также упрямо смотрела в противоположную сторону и делала вид, что его голос – это надоедливый звук, который издавала муха.

Грант уставился ей в затылок, словно готовился просверлить там дыру. Нет, такого неповиновения он не видел уже несколько лет. Чтобы его указ был так нагло пропущен мимо ушей – это невиданное явление. Он привык, что его боятся. А страх в понимании Гранта – это высший уровень полного подчинения. Он лидер во всех смыслах, и об этом никто не должен был забывать. Тем более, юная рыжеволосая красавица.

Грант, стиснув зубы, схватил её за руку, резко разворачивая к себе лицом. Он всмотрелся в нефритовые глаза. Её лицо выражало презрение. Она горела огнем и никак не могла это скрыть.

– Не нужно так явно показывать, как сильно ты меня ненавидишь, – проговорил спокойно он, крепче сжимая её запястье. – Я осведомлен, что не вызываю в жертвах чувство умиления.

– Не могу иначе реагировать на того, кто является моим мучителем.

Грант лишь слегка улыбнулся, воспринимая её слова, как довольно спорное заявление.

– Я твой мучитель?

Она кратко кивнула, удивляясь, что он сам этого не понимает. Это ведь очевидно.

– Я бы хотел сейчас испытывать вину, но это звучит слишком сексуально, – он одним движением притянул её к себе, опуская холодный взгляд.

Одри ощутила, как бешено начало колотиться сердце, когда он вплотную прижал её к своему телу. Она набрала побольше воздуха в легкие, дабы набраться уверенности и попытаться хоть на мгновение перестать дрожать. Почему-то в самые неподходящие моменты её слабость стремилась проявиться, проиграв силе, исходящей от этого мужчины.

В одно мгновение сомнительное спокойствие пронзил глухой крик Джексона, который явно исполнил приказ. Очень жестокий приказ.

– Ты отвратительный, – прошептала она, поднимая глаза вверх.

– Разве что только душой, – он затейливо улыбнулся, не обращая внимания на страдания своего напарника. – Внешне я выдался ничего.

Одри фыркнула, будучи не в силах найти ответ. Он ведь полностью прав. Внешность Гранта – его огромный козырь. Он легко может манипулировать сердцами девушек, которые ведутся на харизму и опасность, исходящие от этого преступника. Девушек неосознанно тянет на плохих парней, о чем они потом очень сильно жалеют. Ни к чему хорошему такая симпатия не приводит.

Как это неприятно – осознавать, что она была одной из таких глупых влюбленных девиц, которым он одурачил голову. Грант, наверное, мог бы занять первое место в турнире на самое притягательное обаяние. Если бы такой турнир существовал, конечно.

Одри наблюдала за его действиями. Он всё так же крепко сжимал её руку, которая ещё ныла после хватки Джексона. Блокада помешана на хватании за руки?

– Может, ты всё-таки отпустишь меня? – прошипела она сквозь зубы, вновь всматриваясь в его бесчувственные глаза. – Мне больно.

– Боль – это то, что прекрасно подходит для того, чтобы дать человеку понять, с кем он имеет дело.

– Я давно поняла это, Доминик Хардман!

– Нет, думаю, ты начинаешь забываться.

Она опустила взгляд, замечая, как подействовал на неё тон Гранта, которым он произнёс свою последнюю фразу. В его голосе было что-то особенно устрашающее. Хотя говорил он совершенно спокойно. Наверное, его тайная способность – это внушать страх, в принципе, не прикладывая к этому никаких усилий.

– Значит, своим людям ты не позволяешь делать мне больно, а сам рад стараться? – бросила Одри, желая отбросить предательский страх в сторону.

Грант мгновенно изменился в лице, меняя легкую довольную ухмылку на абсолютную серьезность.

– Ты моя, – прошептал он, встречая её слегка потерянный взгляд. – Только моя пленница.

Одри застыла, не замечая, что её губы слегка приоткрыты в удивлении и неподдельном шоке. Он сказал это так уверенно, что у неё, кажется, начали дрожать колени. Быть игрушкой Доминика Хардмана – это уже можно назвать катастрофой, концом её свободы и откровенным убийством всех надежд.

Одри попыталась бесшумно выдохнуть, лишь бы он не заметил резко нахлынувшую на неё тревогу.

«Ты моя!» – эхом отдалось в её голове.

Одри подпрыгнула на месте, как только в гробовой тишине раздался стандартный рингтон мобильного телефона.

Она покосилась в сторону Гранта, который лишь насмешливо улыбнулся, заметив её реакцию. Он явно доволен собой. Ему ничего не стоило, чтобы вновь напугать её и заставить дрожать даже от шороха. Какой же бесстыжий человек!

Он вытащил гаджет из кармана брюк и ответил на звонок, изредка поглядывая в сторону своей «гостьи».

Одри же, в свою очередь, оценивающе скользила по нему взглядом, забывшись, где она и с кем находится. Взглядом она оценила стиль его одежды. Элегантность он променял на брутальность. Джинсы, черная кожаная куртка, белая, почти обтягивающая, футболка. Она-то знает, что под ней скрывается рельефный торс, который раньше так нравилось гладить, пробегать пальцами по каждому изгибу…

Одри помотала головой, опомнившись от мыслей, которые повернулись не в ту сторону. Она просто не может ненавидеть этого человека и с таким пристрастием вспоминать его обнаженное тело. Не может и впредь не будет. Никогда.

Она позабыла о неком раздвоении личности, как только услышала из уст Гранта имя своего отца.

– Успокойся. Я, конечно же, помогу, чем только смогу, – проговорил Грант, отвечая собеседнику и награждая свою пленницу поистине коварным взглядом.

Не стоило быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что речь шла именно о ней. Грант продолжал замыливать глаза семье Уайт. Теперь в дураках оставался лишь папа.

– Билл, – лицо Гранта ожесточилось. – Не пойму лишь одного: Блокада дала тебе понять, что твоя дочь у них, отправила записку с требованиями и ту самую шахмату, которая является первым и последним предупреждением, а ты после такого говоришь, что намерен найти Хардмана и уничтожить?! Не будет ли умнее выполнить то, что тебе сказали и жить дальше спокойно? Ты ведь рискуешь жизнью дочери!

Одри уставилась на Гранта, вслушиваясь в его ответы её отцу. Она обратила внимание на то, что он, и правда, взбешен. Нет, не так сильно, как того требует определение этого слова, но в своей манере он действительно был раздражен.

– Идиот, – прошептал Грант, чтобы это слово не было услышано собеседником, а потом продолжил разговор с ним. – Нет-нет, ничего. Просто поражаюсь, каким храбрым ты являешься. Даже я бы не смог так рисковать человеком, которым дорожу.