— Это какой же мудак наговорил на меня?

— Почему мудак? Да то, что вы с Гульбиными и инспектором рыбнадзора из района на реке вытворяете, вся деревня видит!

Суровикин укоризненно покачал головой:

— Эх, Саня, Саня, думал, посидим как люди, старое вспомним, а ты вон как разговор повернул. Люди ему наговорили. Да по деревни сплетен, как паутины в каждом сарае. Мало ли что со зла болтают. Кто что может доказать-то? И кто будет делать это?

Калинин поднялся, посмотрел на часы:

— Короче, так, Суровикин, с этого дня с браконьерством завязываешь — это раз. Второе — завтра с утра идешь к Гульбиным и лично берешь у Маши заявление или объяснение по поводу ушибов лица, далее письменно предупреждаешь Митяя о том, что если еще раз ударит жену, то ты — да, Валя, именно ты — привлекаешь его к ответственности по всей строгости закона. Но повторяю: пойдешь к куркулям завтра! С утра, если они сами не прибегут к тебе. Я все сказал!

Старшина искренне и весело рассмеялся:

— С каких это пор какой-то отпускник диктует свои условия полномочному представителю власти?

Калинин посоветовал:

— Ты пасть-то свою прикрой, представитель власти! А к куркулям ты пойдешь! И с браконьерством дело прикроешь. Или прикроют тебя!

— Не много ли берешь на себя, старший лейтенант?

— В самый раз! А чтобы ты убедился в этом, глянь-ка на фотографии.

Александр достал снимки, переданные ему московским гостем Федора, бросил на заляпанный и сальный стол. Суровикину хватило одного взгляда, чтобы понять, какой силы компромат на него оказался в руках Калинина.

Александр указал на фото:

— Полюбуйся на себя. Ты, урод, даже бушлат ментовской не снял. Интересно, долго ли ты продержишься участковым, попади эти снимки в областное управление? И в лучшем случае тебя просто вышвырнут из органов. В худшем можешь и на нары определиться. Но это вряд ли. Скорее всего, выгонят. А мужики, как ты говорил совершенно правильно, в деревне у нас агрессивные, зло долго помнят. Представляю, что за жизнь у тебя начнется, когда снимешь погоны. Хотя у тебя есть шанс избежать этой печальной участи. И ты знаешь, что надо делать. И завтра конкретно, и в дальнейшем! Пока, Суровикин! Да, и не пытайся достать фотографа, себе хуже сделаешь.

Калинин вышел из здания сельсовета. Отправился домой. Часов в пять пришел Федор.

— Ну что, Саня? Будем бомбить куркулей? Или еще с участковым не встречался?

— Как от тебя к клубу подошел, так и встретил. Пригласил Валек в свою контору. Побеседовали. Думаю, вечером после дойки и пойдем на выселки. Братья все на месте, не знаешь?

Федор пожал плечами:

— Черт его знает! Но Митяя и Степана видел. Про Василия не скажу. Да, ты чего-то там о порядке визита намекал. Что за порядок?

— Вот вечером подходи, все и узнаешь! Только, Федь, в рот ни капли!

— Само собой! Что я, не понимаю? Ну, лады, вечером буду, а сейчас пойду соседке забор поправлю.

Александр улыбнулся:

— Соседка холостая никак?

— Разведенка! Стал бы я на замужних корячиться! А тут, глядишь, опосля и пригреет. Бабенка горячая! Оттого, наверное, и муж слинял.

— Иди! В девять жду!

— Буду!

К выселкам подошли со стороны рощи, по небольшой балке в обход озера. Вышли как раз к подворью Митяя. Тот стоял возле ворот, будто специально. Александр повернулся к товарищу:

— Действуем как договорились! Понял меня?

— Понял!

— Тогда давай, пошел.

Молотов свернул влево, обогнул рощу, перешел песчаную дорогу, встал у бани.

Александр же вышел к мужу своей сестры. Митяй опешил, увидев внезапно появившегося Калинина. Но, зная, что в соседнем дворе двое братьев гонят самогон, успокоился. Однако осмотрелся, один ли заявился брат Марьи. Как будто бы один.

Александр подошел к нему.

Митяй попытался изобразить радость:

— Саня? Какая встреча! А чего так поздно? Мы с Марьей тебя раньше, днем ждали!

— А я вот сейчас решил зайти. Где сестра?

— Где ж ей быть? Дома! С детьми волтузится.

— Вот и хорошо!

Митяй напрягся:

— Чего хорошо?

— А то, что ее нет здесь!

— Почему?

Вместо ответа Александр резко ударил головой в лицо Митяю. Удар коварный, особенно если противник не ожидает его. Митяй охнул, и тут же Калинин нанес ему прямой в зубы. Муж сестры, обливаясь кровью, упал на землю. Переносица и губы были разбиты, передние зубы выбиты.

Александр потер кулак, проговорив:

— Это тебе, козел, за сестру.

Митяй вдруг завизжал. Не закричал, а завизжал резаной свиньей. Его визг услышали братья, тут же появившиеся во дворе Митяя. Увидев поверженного братца, Василий набычился:

— Ты чего ж это, сука офицерская, делаешь?

И, повернувшись к Степану, приказал:

— А ну ввалим ему!

Василий и Степан, последний прихватив приличный кол, двинулись на старшего лейтенанта. В их пьяных мутных глазах читалась звериная ярость. Они были уже готовы напасть на незваного гостя, как сзади раздался спокойный голос Федора:

— Стоять, придурки! Или я щас обоим ласты в узлы позавязываю. На кого дергаетесь, мудаки?

Обернувшись и увидев мощную фигуру кузнеца, братья Митяя растерялись. Все в деревне знали, что Молота лучше не задевать. Тот обладал поистине колоссальной силой и мог одним ударом быка свалить.

Василий проговорил:

— Так это, Федь… чего он, Сашок-то? В чужой дом пришел, хозяина, братана, в кровь разделал.

Федор ответил:

— И правильно сделал. Всю вашу семейку пора в озере утопить. Куркули гребаные. Чего шары вылупили? Ну что, может, схлестнемся? А?

— Да ладно, Федь, кончай!

— Это ты у меня сейчас в штаны кончишь!

Молот повернулся к Калинину: — Че, Сань? Разделать этих уродов?

Калинин остановил друга:

— Не стоит! Хватит с них и Митяя!

Александр пнул ногой младшего брата Гульбиных:

— Поднимайся! Живо!

Тот с трудом, держась за физиономию, встал на ноги.

Калинин подозвал Василия и Степана:

— Вы тоже идите сюда.

Гульбины повиновались, сопровождаемые грозным Молотом. Встали в ряд.

Александр проговорил:

— Митяй получил за то, что руку на сестру мою поднял. Предупреждаю: если он еще раз это сделает, вы все — подчеркиваю, все — ответите! Я в семейные дела вашего братца не вмешиваюсь. Хочет Маша жить с этим дерьмом, пусть живет. Захочет уйти — уйдет, и никто ей не помешает. Ей решать свою судьбу, но издеваться над ней я никому не позволю! Запомните это, куркули, крепко. Если что, убью! Мне не привыкать валить всякую мразь, так что вас без малейшего колебания в гробы уложу. Вам ясно?