Начало недели решило побить рекорды по насыщенности событиями. Сначала Вадим Константинович назначил встречу со своим давним другом, ныне занимающим немаленькую должность в органах, а затем последовал отцовский звонок с безапелляционным заявлением, что мне нужно срочно вернуться в город. И если с первым всё ясно и понятно: хорошенький компромат на Пудова, благодаря которому сидеть ему — не пересидеть, перекочевал в руки генерала, решившего «помочь по старой дружбе», то отец, как всегда, предпочёл держать меня в неизвестности до победного.

Перед глазами без моей на то воли проявилось воспоминание: осмелевшая Женя, в благодарность за помощь, решила сделать шаг мне навстречу и проявить инициативу. Сколько нежности в этом её простом прикосновении — крышу сносит. И смотрит так… ожидающе, что ли, губы чуть приоткрыты — намёк прозрачнее некуда. И вместо того, чтобы поддаться соблазну и поцеловать, чёрт меня дёрнул сказать про отъезд. Пара минут ничего бы не изменили, но нет…остатки совести очухались. Знал же, что ей не понравится. Не понравится — мягко сказано.

Эх, Женя-Женя, видела бы ты, каких сил мне стоило сдерживать на лице каменную мину, не буравила бы таким взглядом, в котором и ненависть, и разочарование, и немой упрёк «я же говорила». Вот это «я же говорила» в воздухе дамокловым мечом и повисло.

Потёр виски, избавляясь от яркой картинки. Пока не до этого: работа перетягивала на себя всё одеяло, не оставляя ни сантиметра для сантиментов. Сам кашу заварил, сам и расхлёбывать буду. Позже.

Седан остановился возле терминала аэропорта как раз в тот момент, когда водитель такси подтвердил своё прибытие. Хоть какой-то плюс. Чем быстрее я закончу с делами, тем быстрее вернусь в Краснодар.

К тому моменту, как добрался до своего дома, окончательно рассвело, если под рассветом можно подразумевать мерзкую серую хмарь, затянувшую небо. Сонный консьерж во входной группе безразлично проводил меня взглядом, пока я шёл до лифта; скоростная кабина невыносимо долго поднималась до двадцатого этажа.

Квартира встретила меня звенящей тишиной. Небрежно бросив ключи на комод в прихожей, я разулся и по-хозяйски обошёл своё пристанище, — две просторные комнаты и кухню, — проверяя, всё ли на месте. Доступ был только у меня и Кристины, но с сестры станется утащить какую-нибудь понравившуюся ей цацку. Правда ещё периодически приходила уборщица — не дать осесть вековым слоям пыли. Удостоверившись, что всё в порядке, завалился в душ — единственное, о чём можно было только мечтать после трёхчасового перелёта.

Как бы я ни старался смыть с себя лишние мысли под напором ледяной воды, они всё равно возвращались к моей бесшабашной хулиганке, а если быть точнее, к нашей ночёвке в арендованной мной доме. В ту ночь я также стоял под обжигающе-холодным ливнем в душевой и пытался вернуть самообладание, стремительно покинувшее меня после невинного массажа.

Второй раз и на те же грабли… что с этой чёртовой Ржевской несколько месяцев назад, что сейчас с Солнцевой я раз за разом делал те же ошибки, несмотря на то, что последняя меня вообще не привлекала.

Сперва я не испытывал к этой кареглазой пацанке никаких чувств, кроме раздражения; затем, стоило мне разглядеть в ней интересного соперника, раздражение сменилось ленивым интересом, и вот вроде бы следующая стадия на подходе — включить всё свое обаяние и воспользоваться предоставленной возможностью, но просьба её отца приглядеть за ней и предупреждающий взгляд, не сулящий ничего хорошего в случае оплошностей с моей стороны, спутали все карты. В конце концов, я не до такой степени беспринципный мудак. К тому же, портить деловую репутацию случайной связью совершенно недальновидно. Это Кристина у нас мастер по смешиванию дел и личной жизни.

Так что мне не оставалось ничего, кроме как взять на себя роль заботливого попечителя. Вот только наши столкновения заставляли разгораться во мне нешуточный интерес и привели к неожиданному результату: я понял, что смотрю на Женю, как на равную мне. А это многого стоило. И что самое раздражающее, мне хотелось от неё взаимности, а ещё, чтобы она перестала якшаться с этим придурком Зориным.

Другими словами, в ту злосчастную ночь, когда мне, сильнее, чем раньше, захотелось обладать этой девчонкой полностью, я не придумал ничего лучше, как сбежать. Мой срыв отбросил бы нас на несколько месяцев назад. Позволить этого я не мог. Слишком уж сильно запала мне в душу эта чертовка.

Как назло, воображение нарисовало провокационную картину: задираю наверх так любимый девушкой спортивный топ, тут же накрывая ладонями небольшую упругую грудь. Пальцы по-хозяйски поглаживают твёрдые горошинки сосков, заставляя Женю едва слышно постанывать.

Моё тело отреагировало на столь яркую фантазию молниеносно. Я грязно выругался. С этим пора бы уже что-то делать. Чувствовать себя перевозбуждённым мальчишкой-подростком порядком надоело.

Несанкционированные мысли задержали мой выход на добрых полчаса, так что позавтракать удастся только в родительском доме. Вторым номером в плане числился визит в офис и далее встреча по вопросу «КубАгроВек», раз уж я вернулся в город, следует использовать все доступные мне ресурсы для комплексного решения поставленных задач.

Освободив ярко-синий «Инфинити» от плена чехла, выехал с подземной парковки. Надо бы показать машину в сервисе, столь долгий простой мог отрицательно сказаться на техническом состоянии.

— Да, моя дорогая, — ответил на вызов, едва увидев имя звонившего на экране телефона.

— Ты почему не позвонил, как прилетел, засранец? — голос сестры выдавал всю степень её недовольства.

Я устало выдохнул. Другой реакции ожидать и не стоило.

— Кто ж знал, от чего… или от кого я бы отвлёк тебя, — привычно задел старшенькую.

— Как смешно, Державин! — я будто наяву видел, как она закатила глаза. — Буду у родителей к девяти.

— Я уже еду, — взглянул на бортовой компьютер. Часы показывали начало девятого. Бодрость после холодного душа пока и не думала исчезать.

Я редко шёл на поводу у отца, но в этот раз моя интуиция подсказывала, что произошло нечто серьёзное. Нечто, что выбило Алексея Дмитриевича Державина из колеи. Нас никогда не связывали тёплые семейные чувства, и мой прилёт обуславливался скорее данью уважения.

Высокий кирпичный забор скрывал происходящее на участке от случайных зевак. При моём приближении откатные ворота медленно отъехали в сторону, пропуская меня в святая-святых Державиных. Приготовившись к предстоящим нравоучениям, направился в дом — практически триумфальное возвращение в лоно семьи.

Пожалуй, стоило дождаться Кристину во дворе. Несколько месяцев, что мы не виделись с отцом, ничего не поменяли в наших отношениях: те же отстранённо-нейтральные речи, вопросы о моих успехах, заданные в целях определить, не позорю ли я фамилию, и общее отношение как к одному из многочисленных подчинённых. За одним лишь исключением: у меня, в отличие от сотрудников, права на ошибку не было. После неудавшейся любовной истории между моей сестрой и Кириллом Воронцовым, наследником конкурирующей фирмы «Немезис», из-за которой репутация «ЮрИнвестКомпани» оказалась запятнана, отец чётко дал понять: повторения он не допустит.