В субботу Игорь уехал встречать маму в аэропорт, а Влад пришел после тренировки раньше их приезда и сразу же сел за стол делать уроки.

– Тебя не раздражает, что у нас нет двери? – спросил я.

– У меня никогда не было двери, – ответил Влад.

– Правда? А как же личное пространство?

– Ну в теории я знаю, что это такое.

– Это ужасно.

Влад пожал плечами.

Неделя вторая

Когда я вошел в класс в понедельник, Артем Хвостов выкрикнул:

– Малолетка!

– Надо же, как остроумно, – сказала Соня Ильвес, которая зашла вслед за мной. – Какой молодец, Хвостов, возьми конфетку.

Конечно, Соня подошла к Алине.

– Ой, да заткнись, эстонка, – ответил ей Артем.

– И это все… – начала Соня, но Алина Шишкина перебила ее:

– Сонь, не лезь.

Соня не полезла. Она продолжила общаться с Алиной.

А я прошел на свое место за последней партой.

Малолеткой дело не ограничивалось. Когда я выходил из класса, Артем Хвостов подбегал сзади и тыкал пальцами мне в бок. Это было щекотно, только я от щекотки не смеюсь, а мне становится очень неприятно и даже чуть-чуть больно. Я рассказывал об этом Артему, Грише и Наде, когда мы еще дружили, и они, очевидно, запомнили.

Надя и Артем больше не общались, даже не разговаривали друг с другом. В этом Соня не ошиблась. Она ошиблась в другом – Гриша продолжал дружить с Артемом, а не с Надей.

А я продолжал дружить ни с кем.

В среду Артем Хвостов рассказал всем, что я «сосался с жирухой». Мне стало обидно. Не за себя, а за Лену. Не могу сказать, что она мне понравилась, но разве правильно заострять внимание на внешних данных человека?

Вокруг Нади начали собираться лица женского пола из нашего класса, девятого и одиннадцатого. Они подолгу сидели в холле и что-то обсуждали. В четверг, когда я зашел в школу, услышал, что она громко сказала:

– А еще Хвостов общался с этим психом.

– Да он реально долбанутый, – сказала какая-то девушка.

– Осторожнее, – сказала еще одна, – А то он как треснет по башке.

Остальные захихикали.

Я ушел в класс.

– Слышали, что он себе вены резал? – спрашивал Артем Хвостов у одноклассников, – Эй, зомби, покажи шрамы.

На самом деле я не резал вены. Но в детстве, когда я не до конца понимал, из чего состою, то резал кожу на предплечьях, чтобы понять. Я думал, что увижу клетки и хромосомы, но, конечно, не увидел. Больно не было. Совсем. Родители заметили это и запретили так делать. И я перестал.

Я рассказал об этом Артему Хвостову, Грише Зыбину и Наде Соловьевой, но они почему-то извратили мои слова. Это было странно, неприятно и даже немного больно. И я пытался понять, зачем. Зачем так поступать? Но не мог найти ответа.

Я ничего не говорил. Я молчал. Это получалось у меня лучше всего. Всегда и сейчас.

Неделя третья

Я узнавал новые подробности своей жизни. Артем Хвостов громко и подолгу рассуждал о том, кому я сосал, чтобы пропустить два класса школы. Действительно – кому? В семь и десять лет.

В среду утром по дороге из метро ко мне подошла Соня Ильвес.

– Что там у вас происходит? – спросила она.

– Где?

– Ну в классе у вас. Кажется, после того случая с Хвостовым и этой рыжей тебя не слишком любят.

Я пожал плечами.

– Если будет слишком жестко, ты скажи кому-нибудь. Хорошо?

– Все нормально, – сказал я.

– Слушай, в прошлом году в вашем классе была девочка. Кристина. Она никому не понравилась, и они ее затравили так, что ей пришлось уйти после Нового года. Я слышала, что у нее нервный срыв был, и пришлось лечиться. Так что ты не…

– Хватит, пожалуйста, – попросил я. – И тебе лучше со мной рядом не появляться. А то над тобой будут смеяться.

– Я серьезно говорю, – Соня даже нахмурилась. – Не молчи, если не можешь терпеть.

– Все в порядке.

– А как там твой котенок?

– Она выпала из окна.

– Прости, что спросила. Я…

– Пока.

Мы как раз дошли до школы, и я направился к себе в класс.

Во время урока я думал о словах Сони.

Что будет, если я кому-нибудь расскажу? Ничего хорошего. В классе проведут беседу, а после этого все станет еще хуже. Когда я учился в пятом классе, так и было.

Поэтому я молчал.

На уроках меня почти перестали спрашивать, только Клара Ивановна на литературе постоянно вызывала меня к доске. Я бы отвечал лучше, если бы надо мной не смеялись и не показывали на меня пальцами.

В школе надо мной смеялись, говорили, что я зомби, толкали меня (особенно на физкультуре), но дома было еще хуже. Если школа напоминала тоталитарное государство, то дом скорее был похож на антиутопию вроде «Мы» или «1984». Невозможность остаться одному или поговорить с Владом, ограниченное время в ванной комнаты и отсутствие личного пространства действовали угнетающе. Я не мог сосредоточиться на учебе, потому что боялся, что кто-нибудь заглянет в комнату. Моя успеваемость держалась на среднем уровне. Раньше у меня было много пятерок, но теперь были только четверки, которые я получал еле-еле.

Мама либо допоздна работала, либо была в командировках, поэтому дома находились Игорь или Людмила Сергеевна. Ей очень нравилось, что теперь в моей комнате не было двери. Она одобряла подобные методы воспитания.

Я случайно услышал, как Людмила Сергеевна сказала, что надо было ей так поступить с моей мамой. Это сделало бы маму нормальным человеком с самого начала.

Четвертая неделя

Тема четвертой недели заключалась в моих сексуальных пристрастиях. Тут были и жирухи, и любовь к подчинению, и даже пристрастие к резиновым женщинам.

Я терпел.

Артем рассказывал всему классу о том, как я само-удовлетворяюсь, глядя на фотографию Алины Шишкиной (у меня даже не было ее фотографии).

Я терпел.

Но, когда Гриша Зыбин на весь класс сказал, что моя кошка умерла от того, что я «натянул ее» куда-то там, я не дослушал. Я подошел и толкнул его в грудь обеими руками. Он упал на пол, а меня схватили с двух сторон. Все вокруг начали орать, а Гриша почему-то улыбался.

– Ну ты попал, – сказал Артем Хвостов.

– Почему я вам так не нравлюсь? – спросил я честно. – Я извинился, когда ударил тебя. Мне правда было стыдно. Но почему вы продолжаете так себя вести?

– Потому что ты урод, – Артем засмеялся и отпустил меня.