Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это ложь!
Надя ощутила, как на глазах выступили слёзы. Её тётка никогда не отличалась добротой, но и разъярённой мегерой не была. Даже две недели назад она так не злилась! Наоборот, утешала Надю, купила клубники, устроила семейные посиделки. И всё было спокойно, пока Нина не включила телевизор с дурацким ток-шоу, после которого всё пошло наперекосяк.
Зачем же теперь тётя задавала вопросы, ответы на которые ей хорошо известны?
— Это правда. Я беременна от вашего сына.
— Да мой сын никогда — запомни, никогда бы! — не связался с такой лохушкой, как ты!
— Но ведь связался… — Надя окончательно перестала понимать тётю. — Там, в клубе, мы были близки.
— Нет! Это я попросила, чтобы он наврал тебе, что у вас что-то было. На самом деле он подсыпал в лимонад снотворное, и ты благополучно продрыхла полчаса. А потом они с ребятами сочинили историю о твоём диком темпераменте, в которую ты поверила! Трудно не поверить, когда три человека говорят одно и то же, правда? Это тоже придумала я! Но между тобой и Рафиком ничего не было! Он даже пальцем тебя не тронул! Ты его привлекаешь не больше, чем домработница Нина!
Мир перевернулся, как лодка в озере во время шторма. Надя ощутила, что тонет в ледяной воде.
— Тогда от кого я беременна? — прошептала она.
— Вот! Ответ на этот вопрос мне бы и хотелось услышать! Хотя я и так догадываюсь! Это Юсуф?
Надя мгновенно поняла, кто отец её ребёнка, и на неё нахлынули сумасшедшая радость и облегчение. Она была невинной, когда отдалась любимому человеку! Она этого не знала, и он не знал — и даже боль и пятнышки на простыне не подсказали им правду. Глеб был у неё первым — первым и единственным! — и от этой мысли пело сердце. Никакой грязи, никакого позора — просто любовь! Пусть запретная и греховная, но всё же любовь, а не бессмысленный и противоестественный разврат в ночном клубе на виду у свидетелей. И малыш её родится не уродом, а здоровым и красивым ребёнком!
Только… зачем они её обманули? Тётя, Рафаэль, мистер Биг с толстым Вано. Все сговорились. Подсыпали снотворное, врали о её поведении, выставили озабоченной дурой, заставили посещать гинеколога и поверить в беременность от Рафаэля. Она пережила столько потрясений — и ради чего? Должна же быть какая-то причина!
— Зачем вы это сделали?
— Кто отец ребёнка? Юсуф, да? И тут успел подгадить, мелкий проныра!
— Я скажу, кто отец, если вы скажете, зачем вы меня обманули!
— Не надо, не рассказывайте ей, — попросил врач, стоявший у дверей палаты. — Это может нам навредить.
Но тётя не собиралась останавливаться. Её несло на волнах злобы, бессилия и жестокости.
— А как бы иначе я получила твою матку?! — выкрикнула она, брызгая слюной. — Когда твой отец бросил меня без поддержки и денег, когда мне пришлось рожать в чужом городе — в девяносто пятом году, без прописки, без связей! — когда пьяный врач совершил ошибку, и мне удалили матку, — разве после этого я не имела права забрать твою?!
Надя похолодела, словно на неё повеяло могильным холодом.
— Но почему именно мою? Что я вам сделала?
— Да потому что ты — моя родная племянница! Твои органы идеально подходят для трансплантации. Нет, изначально я собиралась взять в Москву Любашу, но она залетела сразу же, как ей исполнилось восемнадцать лет! Вы, сёстры Сорокины, долго не думаете, прежде чем размножаться, да? Сначала Любаша, потом ты. Пустоголовые самочки!
— Вы не лучше!
— Лучше! Я любила Андрея!
— Откуда вы знаете, что мы не любили?
— Кого? — полные губы тёти презрительно искривились. — Маратика? Юсуфа? Этих уродцев?
— Что-о-о?! — Надя кинулась на тётю с кулаками, но вмешался врач. Он схватил Надю поперёк живота и оттащил подальше от тёти. — Да как вы смеете оскорблять Любашу! У неё был парень, просто он оказался трусом и сбежал! — Надя ухитрилась развернуться и крикнула в лицо врачу: — А вам как не стыдно? Занимаетесь незаконной пересадкой органов под видом частной клиники! Видели, что я девственница, видели, что никакого ребёнка нет, но заставили меня пить таблетки и готовили к операции! Да вы… Вы — убийца в белом халате!
— Нет! Нет! — испугался врач. — Мы собирались аккуратно изъять матку и пересадить Паулине Сергеевне. Герр Юханссон провёл пять успешных операций! В мае у первой пациентки родился ребёнок, и мы с Паулиной Сергеевной обратились к Юханссону. Он дал согласие приехать в Москву. Это лучший трансплантолог в мире, светило науки! У тебя бы остался незаметный косметический шов, ты жила бы полноценной жизнью, только без детей. Иногда это даже удобно: не надо предохраняться, не надо страдать каждый месяц от недомоганий.
Надя фыркнула.
— И как бы вы мне это объяснили?
— Сказали бы, что во время операции обнаружили опухоль и удалили вместе с маткой.
— Как здорово вы всё придумали! Я считала бы вас своим спасителем!
Он уловил сарказм, но продолжил:
— Зато ты помогла бы Паулине Сергеевне выносить и родить ребёнка, о котором она мечтала.
Надя почувствовала, что её ярость стихает. Она расслабила мышцы, и врач её отпустил.
— А почему вы не взяли кого-нибудь из детдома? — спросила она у тёти.
— Зачем мне какой-то чужой ребёнок из детдома? Я хотела ребёнка от мужа.
— Ну хорошо, вы могли тайно нанять суррогатную мать и притвориться, что сами родили ребёнка.
— Ты обчиталась жёлтой прессы! Думаешь, это легко — притворяться беременной? Думаешь, Глеб идиот и ничего не замечает? Я обязана была родить от него! У меня не было другого выхода! Только так я могла бы… — она оборвала тираду.
— Удержать его? — догадалась Надя.
— А это не твоё дело.
— Вы уверены? — спросила Надя. — Мой ребёнок — не от Юсуфа. Сначала я хотела вас обмануть, сказать, что ребёнок от него, — он парень добрый, выдержит ещё одну клевету. Но я не буду вам врать. Надоело. Вы должны знать правду.
— И в чём же правда?
— В том, что отец моего ребёнка, — Глеб.
Тётя изобразила ненатуральный каркающий смех.
— Не ври! Глеб жил в московской квартире, пока шло следствие, а после мирового соглашения сразу же уехал. Вы с ним даже не пересекались!
— Пересекались, — спокойно сказала Надя.
— Когда?
— Перед подписанием соглашения — в ту ночь, когда вы с Рафаэлем уехали из дома и оставили нас наедине. Мы провели ночь вместе.
Она сама не ожидала, как прозвучит это признание, — настолько искренне и правдиво, что в него невозможно было не поверить.
— Ах ты, маленькая гадина! — завизжала тётя и вцепилась Наде в волосы. Они упали и покатились по полу, не разжимая объятий.