Нина взглянула на часы и воскликнула:

— Десять часов! Они сейчас подписывают соглашение!

Надя в этом сомневалась. Не сомневалась она лишь в одном: её сердце навсегда отдано Глебу Громову — вопреки логике, здравому смыслу и тяжести грехов, которые свалились на них обоих.

Юсуфа привезла Марта. Нина кинулась к сыну, повисла у него на шее с причитаниями. Надя отвела Марту в сторонку и тихо спросила:

— Юсуфа отпустили по мировому соглашению или потому, что он невиновен?

— По мировому. Его ещё должен судья утвердить, и тогда Юсуф будет совершенно свободен.

— Значит, Глеб…

…Нарушил девятую заповедь.

— Защитил сына, — продолжила фразу Марта.

— Рафаэль уже в курсе?

— Да, я сообщила Паулине Сергеевне, что им нечего бояться, и они могут возвращаться домой.

— Ты думаешь, они уехали потому, что боялись?

Надя-то думала, что Рафик с психа убежал из дома, а мамуля кинулась его догонять, чтобы он не натворил чего похлеще.

— Конечно, они боялись. Если бы Глеб сообщил полиции, что за рулём находился Рафаэль, его бы сразу задержали. Им надо было отсидеться в каком-нибудь укромном месте, поразмыслить над ситуацией и принять решение о дальнейших действиях.

— О том, как скрываться от полиции?

— И об этом тоже. Но главное — где искать адвоката, как выстраивать линию защиты, какие давать показания. У вас есть горячий кофе? — Марта покачала перед Надей пустой термокружкой с надписью «Я требую своего авокадо!». — Я спала всего два часа, готовила документы для передачи дел.

— Он ещё вчера попросил тебя принять дела?

— Да.

— Ясно… А ты не знаешь, куда он уехал?

— Даже если бы знала, то не сказала бы. Но я не знаю, Надя.

— Он сказал, что ты поможешь мне по любому вопросу.

— Но только не по этому.

— А в каком городе он жил до того, как переехал в Москву?

Марта назвала город в Сибири, о котором Надя раньше не слышала, и добавила:

— Но я не думаю, что он поехал на родину. Ещё на первом курсе он продал обе квартиры — бабушкину и родительскую, а с оставшимися родственниками почти не общался. Не ищи его, Надя. Он с равным успехом может быть в Австрии, Австралии или Астрахани. Если он захочет, то сам тебя найдёт.

— Не будет он меня искать, — уныло ответила Надя. — Ты уже знаешь обо мне и Рафаэле?

— Он упоминал, да. Без подробностей, конечно, просто на случай, если тебе понадобится помощь с врачами или что-то в этом роде.

— Ну вот.

— Но это не повод прерывать общение. Я так понимаю, с Рафаэлем у тебя был не роман, а печальное недоразумение. Не раскисай, всё перемелется. Где кофе? Извини, я тороплюсь, дел много.

Знала ли она, что они с Глебом провели вместе ночь, а не просто разошлись во взглядах на взаимоотношения двоюродных братьев и сестёр? Или Глеб и Марта действительно не лезли в личную жизнь друг друга?

* * *

Не успела Марта уехать, как у дома остановились две машины, — тётин «мерседес» и чёрный джип Рафаэля. Тётя и брат вернулись под родной кров в прекрасном настроении — не сравнить со вчерашней паникой и истерикой. Они облобызали Юсуфа и пригласили его на праздничный обед, который приготовил повар Пьер. Домработницу Нину тоже пригласили. Открыли бутылку французского шампанского и произносили красивые тосты о дружбе и преданности. Надя отказалась праздновать победу, потому что всё случившееся здорово смахивало на поражение. Это была капитуляция и катастрофа для отдельного взятого московского адвоката. Жена и сын вынудили его совершить преступление. Из-за них он пошёл на грех.

Из-за Нади — тоже, но она хотя бы любила его и разделила с ним грех прелюбодеяния. А они ничего с ним не разделили.

В ней бурлил гнев. Она сослалась на плохое самочувствие и ушла в коттедж. Набрала номер Глеба и прослушала сообщение о том, что аппарат абонента выключен. Села шить рубашку.

* * *

Без Глеба дни слипались в бесформенную массу, как леденцы на жарком солнце. Надя перестала различать дни недели: вторник коварно перетекал в четверг, а пятница вдруг оказывалась субботой. Почти всё время она проводила за шитьём в комнатке, где устроила мастерскую. Включала на телефоне музыку и орудовала иглой. Стежки получались ровные, гладкие — на загляденье. Они её гипнотизировали и утягивали в закоулки памяти, где хранились воспоминания о Глебе. Она помнила каждую минуту, проведённую с ним, — от первого утра, когда к её тарелке прикатилась перламутровая пуговка, до последней ночи, когда она лежала на широкой мужской груди и слушала ровное сердцебиение. Если бы её спросили, сколько дней прошло с той ночи, Надя бы затруднилась ответить.

Иногда заходила тётя Поля и приносила какие-то таблетки — розовые и голубые, уже освобождённые от коробочек. Надя безропотно пила лекарства, не спрашивая названий. Один раз тётя отвезла её в клинику. Надя думала, что опять увидит седого гинеколога с холодными глазами, но в этот раз её отправили на ЭКГ и флюорографию, от которой Надя отказалась: она уже делала рентген лёгких в этом году. А потом снова взяли кровь.

— Когда уже это закончится? — спросила Надя, сев в машину к тёте. — Когда приедет Юханссон?

— Скоро, — ответила она. — Послезавтра.

— Ну наконец-то…

К замешательству Нади, тётя после клиники повезла её не домой, а в Макдональдс, куда они заходили в самый первый день.

— Хочешь, закажи себе гамбургер, картошку или… Что здесь ещё есть? Мороженое, — предложила тётя. — Ты же любишь шоколадное мороженое?

Надя стояла у кассы и разглядывала красочные щиты, где были нарисованы всякие вкусности. Кассир с улыбкой ждал, когда она сделает выбор. Надя любила мороженое, но сегодня запах, шедший от раскалённого масла, казался особенно противным. Как будто его не меняли целый месяц и жарили на нём всё подряд: и картошку, и креветки, и сырные палочки, и свиные котлеты. Во рту стало кисло.

— Меня тошнит, — сказала Надя.

— Ты чем-то отравилась? — встрепенулась тётя.

— Нет, это из-за беременности. В последнее время часто тошнит.

— Могу предложить овощной салат и апельсиновый сок, — расплылся в улыбке кассир. — Эта еда не повредит вашему малышу.

Надя посмотрела на него, и он что-то прочитал в её взгляде: улыбка потухла, в глазах появилось сочувствие. Ну вот, даже кассир в Макдональдсе её пожалел!

— Паулина Сергеевна, отвезите меня, пожалуйста, домой, — попросила Надя.

В машине тётя выговаривала ей, что она перестала появляться на завтраках и обедах, спряталась в коттедже для прислуги и ест вредную таджикскую гадость. Плов, шурпу и самсу из слоёного теста. Надя возразила, что почти ничего не ест, потому что её постоянно мутит.