Она открывает рот, чтобы снова закричать.

– Алессия, это я, Максим!

Слова на незнакомом языке рвутся из нее потоком:

– Ndihmё. Errёsirё. Shumё errёsirё. Shume errёsirё![10]

«Что?»

Я сажусь рядом на кровать; Алессия кидается ко мне и крепко обвивает руками за шею.

– Ну что ты. Тише, – уговариваю я ее, поглаживая по голове.

– Errёsirё. Shumё errёsirё. Shume errёsirё, – шепотом повторяет она, цепляясь за меня и дрожа, как новорожденный жеребенок.

– А по-английски? Давай по-английски.

– Темно, – шепчет она, ухватив меня за шею. – Ненавижу темноту. Здесь темно.

«Ну, слава Всевышнему».

Я-то уж приготовился к сражению со страшными чудовищами, а теперь можно и расслабиться. Обнимая Алессию одной рукой за талию, другой я включаю ночник на тумбочке.

– Так лучше? Все хорошо. Все будет хорошо. Я с тобой…

Спустя несколько минут дрожь прекращается, Алессия откидывается назад и смотрит мне в глаза.

– Прости, – шепчет она.

– Ничего. Все нормально. Я здесь.

Она скользит взглядом вниз по моей груди, и ее щеки нежно розовеют.

– Да, представь себе, обычно я сплю без всего. Считай, что тебе повезло.

На ее губах расцветает улыбка.

– Я знаю, – отвечает она, глядя на меня сквозь длинные ресницы.

– Что ты знаешь?

– Что ты спишь без всего.

– Ты меня видела?

– Да.

Алессия задорно улыбается.

– Не знаю, что и думать.

Я рад, что она вынырнула из своего темного кошмара.

– Прости. Я не хотела тебя будить. Я испугалась.

– Приснился кошмар?

Алессия кивает.

– Я открыла глаза, а вокруг темно… так темно… – Она вздрагивает. – И не знаешь, во сне или наяву.

– Да, тут любой закричит. Мы не в Лондоне. Здесь по ночам гораздо темнее. И тьма здесь… темная.

– Да, темная, как… – Она вдруг умолкает и морщится от отвращения.

– Как что? – переспрашиваю я.

Искорки веселья в ее глазах потухли, осталось лишь выражение загнанного зверя. Алессия отворачивается и опускает голову.

Я глажу ее по спине.

– Расскажи мне, – прошу.

– В том… как называется… Слово… kamion… Грузовик. В грузовике, – вдруг вспоминает она.

Я сглатываю.

– Грузовик?

– Да. Тот, в котором мы приехали в Англию. Металлический. Как коробка. Там было темно. И холодно. А запах…

Она говорит очень тихо, едва слышно.

– Твою мать, – выдыхаю я себе под нос и снова обнимаю Алессию.

На этот раз она не бросается мне на шею, быть может, потому, что я без рубашки, но не оставлять же малышку наедине с кошмарами. Я встаю с ней на руках.

Она изумленно охает.

– Наверное, тебе сегодня лучше спать со мной.

И не дожидаясь ответа, я шагаю к себе в спальню, включаю свет и опускаю девушку на пол возле шкафа. Отыскав на полке запасную пижаму, подаю ее Алессии и показываю на дверь в ванную.

– Переодеться удобнее там. Нельзя же спать в джинсах и школьном свитере.

Она быстро-быстро моргает.

«Черт. Видимо, я переступил черту».

И я отступаю, устыдившись содеянного.

– Если ты, конечно, не предпочтешь спать одна.

– Я никогда не спала в одной постели с мужчиной…

«Ох».

– Я не коснусь тебя, обещаю. Мы просто поспим. А если ты вдруг опять закричишь, я буду рядом.

«Я бы с удовольствием послушал, как она кричит по другому поводу».

Алессия в замешательстве смотрит то на меня, то на кровать и, наконец, произносит:

– Я хочу спать здесь, с тобой.

Выговорив шепотом эти слова, она решительно устремляется в ванную комнату и, только отыскав на стене выключатель, закрывает за собой дверь.

Я с облегчением вздыхаю и гипнотизирую взглядом закрытую дверь ванной.

«За двадцать три года она ни разу не побывала в постели с мужчиной?»

Не стану сейчас об этом думать. Уже три часа ночи, и я зверски хочу спать.

Алессия смотрит в зеркало на свое бледное лицо. Под огромными глазами темнеют круги. Она перебирает в памяти обрывки кошмара: грузовик… и никого.

Одна.

В темноте.

Холод.

И вонь.

Она вздрагивает и торопливо раздевается. Она и забыла, где находится, пока не появился он.

Мистер Максим. Спаситель.

Храбрый рыцарь Скандербег… Герой Албании.

Вот такая у него привычка – спасать.

И она будет спать с ним в одной постели.

Он прогонит все кошмары.

Если отец узнает, убьет ее. А мать… Алессия воображает, как мать падает в обморок, услышав, что дочь спит с мужчиной. Который ей даже не муж.

«Не думай о папе и маме».

Милая, дорогая мамочка отправила Алессию в Англию, потому что думала, что спасет ее.

Она ошиблась. Жестоко ошиблась.

«Ах, мама».

Сейчас ей ничто не угрожает. Она с мистером Максимом.

Алессия натягивает пижамную футболку, слишком большую. Расплетает косу, встряхивает головой, пытается пригладить непокорные локоны, потом сдается.

Подобрав джинсы и свитер, она открывает дверь.

Комната мистера Максима просторнее, в ней больше воздуха, чем в другой спальне. Стены здесь тоже выкрашены очень светлой, почти белой краской, однако мебель из полированного дерева, как и кровать с высокими спинками. Максим стоит у дальнего края кровати и смотрит на нее расширившимися от удивления глазами.

– Вот и ты, – хрипло произносит он. – А я уже собирался посылать поисковую партию.

Оторвавшись от его невероятно зеленых глаз, она упирается взглядом в татуировку чуть ниже плеча. Раньше ей были видны лишь фрагменты темного рисунка, а теперь, даже издали, вся картинка как на ладони.

«Двуглавый орел».

«Албания».

– Что? – спрашивает он, проследив за ее взглядом. – Ах, это… Так, ошибка молодости, – смущенно произносит он. Похоже, он не понимает, почему Алессия не отрывает взгляда от татуировки. Она подходит к нему, и Максим приподнимает локоть, чтобы показать рисунок без помех.