улицу – под дождь. Ранние ирландские сумерки, нескончаемый ирландский дождь… И все же он не променял бы это ни на что другое.

Следующие полчаса он методично обходил все известные ему питейные заведения, расположенные в радиусе мили, и повсюду задавал один и тот же вопрос: а не заходил ли, случайно, мистер Диккенс? Нет, сэр, но час еще не поздний. Обычно он заходит после девяти. Отлично, усмехался про себя Константин. Ты оставил женщину, чтобы отправиться на поиски мужчины. И что, бога ради, ты собираешься с ним делать?

Дэймона он так и не нашел и, не придумав ничего лучшего, вернулся в «Сокровенную Розу». Малютка Несс, пробегая по коридору, радостно поздоровалась с ним, и он не мог не спросить:

– Несси, ты не видела мистера Диккенса?

Она остановилась на всем скаку, сосредоточенно наморщила лобик.

– Я не уверена, сэр, но мне кажется… ну да, я слышала, как он просил у Мэделин ключ от тренажерного зала. Знаете, там, внизу…

– Знаю. Спасибо.

В тренажерном зале, расположенном в полуподвальном помещении, он однажды побывал и больше туда не ходил. Впрочем, как и большинство постояльцев. То ли погода не располагала (с начала октября в «Сокровенной Розе» царила атмосфера всеобщего уныния и расслабленности), то ли контингент подобрался не вполне подходящий (интересы некоторых не простирались дальше кружки «гиннеса» в пабе через дорогу, другие с утра до ночи охотились за местными достопримечательностями) – одним словом, тренажерный зал, точнее, зальчик, был последним местом, где бы Константину пришло в голову искать мастера современной живописи с травмированным плечом.

Однако он был там. Сидел на низкой деревянной скамеечке, вытянув длинные ноги со скрещенными лодыжками, и нисколько не походил на человека, намеренного всерьез заняться своей мускулатурой. Все в его облике, включая одежду – черные джинсы и оливково-зеленую рубашку с закатанными рукавами – наводило на мысль, что он забрел сюда случайно, по дороге в бар, и сам не очень хорошо представляет, чем вызвано такое отклонение от маршрута.

Константин запер дверь, мрачно посмотрел на ключ и оставил его в замочной скважине. С той же бесшабашной решимостью, с какой совершал обход пивных, пересек зал, лавируя между тренажерами, и остановился в двух шагах от сидящей статуи негодяя.

– Решил размяться?

Тут только Дэймон приподнял голову. Его улыбка и странная, далекая от классической, красота вновь вызвали у Константина непобедимое, иррациональное желание подвергнуть его какому-нибудь чудовищному насилию.

– Ага. Вот только не очень-то получается.

Усмехнувшись, Константин оглядел его с головы до ног. Кивнул на плечо.

– Болит?

– Есть такое дело.

– Ну, так ты того… веди себя потише, понял?

Дэймон улыбнулся, мысленно смакуя эту фразу. Неспеша поднялся на ноги. Потянулся, расправил плечи. С бессознательной грацией женщины, поправляющей прическу, отбросил со лба темную прядь волос.

– Брось, парень. Ты сам этого не хочешь.

Не спуская с него глаз, Константин снял куртку, повесил на один из тренажеров.

– Может, да. А может, нет. Речь-то ведь не о том.

– О чем же?

– Не о моих желаниях, а о твоей безопасности.

– О моей безопасности. – Дэймон одобрительно хмыкнул. – Хорошая шутка.

Взгляд его был прикован к борозде запекшейся крови на предплечье Константина. Тот протянул руку.

– Хочешь посмотреть поближе?

Глаза их встретились. Минута, другая… Ну и сколько еще будет продолжаться этот танец с саблями?

– Я знал, что ты меня заломаешь, – пояснил Дэймон, – и не хотел, чтобы это было при ней.

– Понятно.

Стоя почти вплотную, они разглядывали друг друга с каким-то злобным восхищением, как пара инкубов. Константин попятился. Ноздри его затрепетали. Вновь ему чудился тот же изысканный аромат, каким благоухали теперь все наволочки и простыни в спальне Анны. Да и сама она… даже она сама!

Согнутыми пальцами Дэймон дотронулся до его скулы. Потом до подбородка. Недвусмысленный характер этих прикосновений заставил Константина задрожать и оттолкнуть его обеими руками. Вот дьявол! Он чувствовал себя юной гимназисткой, вынужденной отбиваться на балу от пьяного гусара.

Дэймон рассмеялся, щуря уголки глаз. Этот смех и эти провоцирующие взгляды отняли у Константина последние остатки разума. С силой он толкнул Дэймона в грудь, так что тот отлетел и врезался в ближайший тренажер, подхватил под мышки, не давая упасть, встряхнул хорошенько и поставил лицом к стене.

– Болит, говоришь?

– Shit! – почти беззвучно выдохнул Дэймон.

Одной рукой Константин упирался ему в спину между лопаток, а другой – к черту благородство! – проверенным уже способом пробовал утвердить свое мнимое превосходство.

– Я велел тебе держаться от нее подальше, так или нет?

Дэймон вновь рассмеялся, на этот раз отрывисто и безо всякого кокетства.

– Ты хочешь заставить меня поверить в то, что я для тебя всего лишь… pain in the ass[87], но на самом деле это не так.

– Думай, что говоришь, парень.

– Может быть, тебе хорошо думается, когда у тебя трещат связки, – заметил Дэймон, обретая свое обычное насмешливое спокойствие, – а мне что-то не очень. И вообще, что это ты сошел с винта? Я имел несчастье угадать истинную причину твоего гнева? Ты хочешь меня или… нет?

Константин не мог отвести глаз от бьющейся на его шее голубоватой жилки. Господи, хочу! Я хочу тебя так, что готов убить. Но этого не будет, нет, потому что я считаю это недопустимым.

– Думаю, тебе лучше уехать отсюда, приятель. Отсюда, из Дроэды. Поезжай в Дублин, там полно первоклассных отелей. Ночная жизнь, масса новых впечатлений… С твоими деньгами, уверен, тебе нигде не придется скучать. – Дэймон выслушал все это, не проронив ни звука. – На что я тебе нужен? Знаю, знаю, я похож на… И что толку? Ты хочешь, чтобы я стал твоим вторым Ларри? – По телу Дэймона прошла медленная дрожь, но он смолчал и на этот раз. – Я готов попробовать, но ты же сам понимаешь, что долго это не продлится. Каково тебе будет потерять Лоренса Мак Кеннита еще раз?

Напрасно он заговорил об этом – ох, напрасно. Мистер Диккенс, даже если его и не задевать, не выглядит особо покладистым, а уж если задеть…

– Хочешь что-то сказать? – осведомился Константин, уловив подрагивание его губ.

– Да. – Дэймон перевел дыхание. – Господин судья, господа присяжные, я прошу слова.

Ему потребовалось время, чтобы собраться с мыслями и притерпеться, насколько возможно, к неослабевающей боли в вывернутом плече. Он был близок к потере контроля, но из привычного упрямства (упрямства мальчишки, которому в юности слишком часто доставалось) делал все, чтобы этого не показать. Опять же, зачем разочаровывать такого великолепного врага, который, без каких-либо дополнительных намеков с твоей стороны, неизменно оправдывает все твои ожидания? Прекрасно разбираясь в психологии людей,