Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Психология творческой личности является в сущности женской психологией, поскольку творчество вырастает из глубин бессознательного, иначе говоря, из царства Матерей.[84]
Так что же тебе известно, любимый?
И что известно тебе, ненаглядная?
Стоя на вершине королевского холма, они доброжелательно улыбаются друг другу и с неосознанной жестокостью ждут, кто первый начнет сдавать игру.
– Когда Кухулин примчался к Эмер на своей боевой колеснице с предложением руки и сердца, та сказала ему: «Я – Темра женщин», подчеркнув таким образом свое высокое положение. И она была права. – Константин подходит ближе. – Ни одна женщина, кроме нее, не была достойна любви Кухулина.
– И все же он променял ее на Фанд, – замечает Анна с улыбкой.
На Константина она не смотрит. Рассеянно озирается по сторонам.
– Это была ошибка, – протестует тот с неуместной горячностью, безуспешно пытаясь перехватить ее взгляд. – Всего-навсего ошибка, глупость…
– Я так не думаю. – Анна открывает сумочку, достает пудреницу и как ни в чем не бывало принимается изучать в зеркальце свое отражение. – Насколько я помню, он сам отстаивал свое право на любовную связь со всякой понравившейся ему женщиной.
Его молчание тяжелее камня. Некоторое время Анна выжидает – может, все-таки у красавца-мужчины сдадут нервы? – потом поворачивается и не торопясь направляется к зданию туристического центра.
– Зачем ты позоришь меня, Кухулин, перед женами и мужьями Ирландии? Под твоей защитой пришла я сюда, обезоруженная твоей любовью! Не сможешь ты покинуть меня, даже если захочешь!
– Лучше ответь мне, Эмер, почему не могу я побыть с этой женой, учтивой, красивой и достойной самого короля? Ни лицом, ни статью, ни красноречием не уступает она тебе. Эй, Эмер, заканчивай гневаться понапрасну! Не сыскать тебе мужа храбрее и благороднее меня![85]
* * *
На трассе номер три их нагнал автомобиль – низкий, длиннющий «понтиак транс-эм», черный как ночь. Константин издал страдальческий стон. Он тоже узнал водителя, хотя тот был в темных очках и наглухо застегнутой кожаной куртке с поднятым воротником.
– Yoo-hoo! – воскликнул Дэймон совершенно по-американски.
Ослепил их улыбкой, прибавил газу и без особого труда обошел плавно катящийся по дороге «триумф».
Почему-то Константин расценил это как личное оскорбление. Глаза его сузились, превратившись в серо-стальные щелочки, лицо окаменело. Стиснув зубы, он рванул вперед, за «понтиаком».
Анна хотела что-то сказать, но, взглянув на него повнимательнее, передумала. Какой мужчина способен рассуждать здраво, когда из окна впереди идущей машины ему показывают… ну да, вы угадали – средний палец левой руки, нагло поднятый вверх. Поймай меня, если сможешь!
Поравнявшись с обидчиком, Константин начал прижимать его к обочине. Дэймон не поддавался. Машины шли вплотную друг к другу, убийственные взгляды, которыми обменивались водители, огненным пунктиром прошивали пространство разделяющих их салонов. Анна, сидящая посередине, откинулась на спинку сидения и в отчаянии закрыла глаза.
– Тормози! – орал Константин, в любую минуту готовый услышать скрежет металла о металл. – Ты, черт шизанутый! Тормози, мать твою, иначе полетишь у меня кверху задницей прямо к богу в рай!
Не отвечая, Дэймон послал свою машину вперед – так пришпоривают лошадь – а потом развернулся на полном ходу и резко, с визгом, затормозил. Встал поперек дороги. Константину удалось избежать столкновения, только вырулив в последний момент на встречную полосу, где, к счастью, никого не было.
Анна закричала. Ее прошиб холодный пот. Угробить они друг друга собрались, что ли? А заодно уж и ее.
– You dig, man?[86] – послышался голос из «понтиака».
От звука этого голоса у Анны застучали зубы.
– Дерьмо! – прорычал Константин.
Позабыв обо всем на свете, они неслись по дороге, не отставая друг от друга ни на дюйм, бешено маневрируя, словно гонщики «Формулы-1» на последнем круге, все глубже уходя в это безумие, уже не слыша и не желая слушать, что кричит им сквозь слезы сжавшаяся на пассажирском сидении Анна.
Ну, все. Последний раз ты видишь это небо. Скоро прибудет эвакуатор, чтобы оттащить на свалку металлолом, и карета «скорой помощи», чтобы забрать трупы. Потом – перелет в Россию, похороны в закрытом гробу… Примерно такие мысли мелькали в ее помутившемся от страха сознании.
«Понтиак» Дэймона безусловно превосходил по мощности «триумф» Константина, однако Константин был более опытным водителем, к тому же глядел в оба глаза. Вскоре он нагнал черного дьявола и, скрежеща своим правым бортом о его левый борт, начал понемногу выдавливать его на встречную полосу. Жуткие, леденящие кровь звуки, сопровождающие трение металла о метал… вибрация кузова… запах паленой резины…
– Костя, не надо! – попыталась крикнуть Анна.
Все без толку. Что же делать, господи? Что делать?.. Хоть выпрыгивай из салона на полном ходу. Руки-ноги, конечно, переломаешь, но по крайней мере останешься жива!
Тоже не факт. Как назло, стали появляться встречные и попутные автомобили.
Не отдавая себе отчета о своих действиях, Анна потянулась к ручке левой передней дверцы, но Константин, даже не взглянув в ее сторону, резко ударил ее по руке, а потом толкнул в грудь, прижимая к спинке сиденья. Она закрыла глаза, но почти сразу открыла. Боже!.. Навстречу мчался взявшийся неизвестно откуда грузовик.
Обливаясь холодным потом, Анна следила за его приближением и не могла пошевелиться. Ее вдавило в спинку сиденья, как летчика-истребителя при взлете. Изредка бросая взгляд то на Дэймона, то на Константина, она видела белые, безжизненные лица, развевающиеся волосы, руки, подрагивающие на рулевом колесе…
«Триумф» теснил и теснил. Рыская, точно пьяная шхуна, «понтиак» шел по разделительной полосе, упуская драгоценные мгновения, которыми можно было бы воспользоваться, чтобы предотвратить катастрофу. Притормозить, уйти влево, пропустить грузовик, а потом возобновить гонку,