—Кровь остановилась, но можем вызвать врача, чтобы проверил на внутренние повреждения,— после непродолжительного осмотра выдал заключение эгоистичный изверг, решивший поиграть в доброго доктора.

—Нет,— это первое, что я произнесла вслух за сегодняшний день.

—Зря. Тебе не придётся никуда ехать, я оформлю вызов на дом…

—Я сказала нет,— обрубила резко, не вслушиваясь в продолжение.

Гера нахмурился и встал с постели, окидывая меня долгим нечитаемым взглядом, пока я закутывалась обратно в халат, махнув рукой на поиски трусов, и снова накрылась одеялом с головой. Я слышала, что он ушёл, но мне было всё равно, кто и куда ходил, лишь бы оставили меня в покое. Но мои мечты так и остались мечтами. Одеяло слетело вновь, являя мужа во всей красе, век бы его не видеть. Он после душа, пришла к выводу, бросив беглый взгляд на влажные волосы и кожу, поблёскивавшую каплями воды. Гера одел только штаны, без футболки, но в отличии от меня, он никогда не мёрз.

—Вставай, я принёс тебе ужин. Тётя рассказала, что ты ничего не ела и не пила,— муж явно отошёл от первого шока и теперь больше походил на привычного себя, даже голос звучал на удивление спокойно.

—Я не могу ходить, больно,— мой же больше смахивал на сип алкоголички в первый день трезвости.

—Тогда устраивайся на кровати так, как тебе удобно, я подам тарелку.

Спорить с мужем, который вчера показал на что способен, я не рискнула и, подложив под спину подушки, с горем пополам устроилась, кривясь при каждом болезненном движении. Гера подал мне глубокую пиалу с бульоном, заправленном сухарями и зеленью.

—Тётя решила, что ты заболела и сварила бульон специально для тебя.

—Спасибо,— разумеется благодарность предназначалась ей, а не ему.

Доела всё, принципиально не обращая внимания на тошноту, а после Гера протянул мне стакан воды и две таблетки:

—Обезболивающее, раз уж ты отказалась от врача.

От этого «угощения» я точно не смогла бы отказаться. Весь день голова кружилась и раскалывалась хоть вой. Выпив таблетки, я сытая вкусным ужином и довольная отсутствием идиотических диалогов, не вызывающих ничего кроме бешеной пульсации в висках, откинулась на спину, прикрывая глаза, мечтая снова провалиться в темноту.

—Спокойной ночи, малышка,— прозвучало пожелание и последующий короткий поцелуй в лоб, но я оставила их без ответа. Вытянулась в полный рост под одеялом и моментально заснула.

И упало каменное слово

На мою ещё живую грудь.

Ничего, ведь я была готова,

Справлюсь с этим как-нибудь.

У меня сегодня много дела:

Надо память до конца убить,

Надо, чтоб душа окаменела,

Надо снова научиться жить…

А. Ахматова, отрывок Реквием

На следующий день самочувствие незначительно улучшилось, по крайней мере посещение туалета не вызывало раненого подвывания. Неприятно и болезненно — да, но главное терпимо. Я приняла душ, заплела волосы в косу и горестно вздохнула, разглядывая фингал на лице и отёк. Над гематомами, рассыпанными по всему телу, вздыхать я не собиралась, под одеждой их в любом случае не видно. Самая большая из них облюбовала правое бедро, размером и формой аккурат с большой мужской кулак. В гардеробной выбрала спортивной костюм и спустилась вниз, крепко держась за перила по причине частого головокружения и тошноты. Но с выходом на люди я, к сожалению, поторопилась, как-то не подумала… «Может всё гораздо проще: и теперь думать попросту нечем? После мужниных-то кулаков». Ибо стоило тёте Маше меня увидеть, как с женщиной едва не случился сердечный приступ. «Мира, ты абсолютнейшая тупица!»

—Как такое возможно! Мирушка! Что происходит? Это Гера сделал?! Что же он, окаянный изверг, натворил?

Я думала её причитания и рыдания не остановятся никогда. Даже испугалась за работоспособность её сердца, потому как женщина схватилась за левую часть груди и коротко дышала с выпученными глазами, точно рыба на берегу. Пришлось накапать в полстакана холодной воды сердечного лекарства, чтобы тётя пришла в себя. Измерив ей давление и частоту пульса, убедилась, что Мария Мстиславовна постепенно приходила в чувство. Надавав себе мысленных затрещин не меньше десятка (о чём думала моя бестолковая голова, когда разрешила спуститься к завтраку, так и осталось загадкой), я наотрез отказалась обсуждать произошедшее. Не хватало чтобы тётушка, переволновавшись угодила на больничную койку. Довольно с нас болезных.

Позавтракав как можно скорее, предпочла убраться обратно в спальню, чтобы не пугать домочадцев, доводя их до инфаркта. Однако от Маринки отделаться было не так-то просто, в отличие от тётушки. Ко всему она словно чувствовала неладное. Я сбросила множество звонков, но упёртая бестия не сдавалась. Откуда ей было знать, что случилось со мной? Фантастично, но выдвинула для себя гипотезу, что, пережив однажды насилие, непроизвольно учишься загривком ощущать если тебе или твоим близким что-то угрожает. Понимала, что если я отключу телефон, то подруга примчится сама, бросив все дела и работу, и вот тогда отбиться от неё не получится. А чем грозит встреча Марины и Подольского, когда она увидит меня во всей «красе» …, в общем поговорить по телефону намного безопаснее:

—Мира, ты почему вчера не отвечала на звонки, даже не написала? Я от беспокойства вся извелась.

—И тебе привет,— когда подруга на взводе, правила приличия ей неведомы,— плохо себя чувствовала.

—Мне сегодня даже Подольскому пришлось звонить и спрашивать всё ли с тобой в порядке.

А вот это она зря. Сердце подпрыгнуло к горлу, и я неосознанно схватилась свободной рукой за грудь. К сожалению, сердечные капли остались на первом этаже в кухне:

—И что он ответил?

—Что-что,— недовольный голос она даже не скрывала,— якобы ты неважно себя чувствуешь и как оклемаешься то сразу позвонишь. Но я не собираюсь ждать. Что за чушь? Позавчера ты была абсолютно здорова. Хватит пороть чепуху. Что у вас стряслось? Кстати, почему ты оборвала видеосвязь и перезвонила через оператора, мм?

—Мариш, я не в состоянии спорить, честно. Мы можем отложить разговор на недельку?

—Недельку? Да, что с тобой происходит, Мирка? Или ты рассказываешь всё как есть или я приеду прямо сейчас. Даже если уволят с работы, чёрт с ним, всё равно приеду.

А вот этого делать не надо:— Хорошо,— выпалила в раздражении, заранее предвидя из чего сложится разговор,— хорошо, я перезвоню. Но я не в форме, ясно? Не хочу от тебя ни жалости, ни сочувствия. Если начнёшь охать вообще отключу телефон. Поняла?

—Замётано.

Я перезвонила, включив видеосвязь. В ответ на мой фингал в пол-лица, Маринка ожидаемо потеряла дар речи, открывая беззвучно рот и распахнув дальше некуда свои огромные голубые глазища. Но видимо помня про обещание и на удивление быстро собравшись с духом, она стиснула губы, а после выплюнула, при этом нисколько не скрывая переполнявшую её злобу: