не валяй дурака, будто не понимаешь, о чем я говорю! — отмахнулся Саша. — Ты же

специально поднял на весь район шум, вызвал милицию из-за какой-то хрени, чтобы как

можно больше людей пострадало… Почему не позвонил вначале в райком? Чтобы мы

тебе рот не заткнули раньше времени?!

93

Стараясь говорить спокойно, я сказал, что как-то не знал до сих пор, что о подобных, из

ряда вон выходящих случаях, следует первым делом сообщать в партийные органы, а не

непосредственно тем, кто ведет практическую борьбу с преступностью.

— Какая еще преступность?! — изо всех сил завопил Стасюк, — Да это в райбольнице

позавчера больному операцию делали, да не туда ногу бросили… Новенькая санитарка

перепутала контейнеры, и вместо того, чтобы сжечь, стопу кинули в мусорный ящик, а

оттуда, видно, ее достали собаки и стали гонять, как футбольный мяч, по всей Белозерке.

А теперь у уважаемых людей из хирургического отделения из-за того, что ты поднял шум, будут неприятности. Ну, ничего, мы тебе это так не спустим!

И только тут до меня дошло: ведущий хирург нашей больницы Гаран — Сашин кум, вот

откуда такой накал страстей этого пламенного революционера районного разлива…

С тех пор прошло много лет. Уже давно нет в природе районных комитетов партии, как и

их секретарей-кумовьев, но я по-прежнему уверен, что как бы ни любили играть в футбол

бродячие животные, все-таки сообщать о подобных ужасных находках надо не на

деревню дедушке или в местную мацепекарню, а туда, куда звонят в таких случаях в

цивилизованных странах.

===========

ПИАР НА РОВНОМ МЕСТЕ

Есть люди, умеющие извлекать выгоду из самой обычной, более того — заурядной

ситуации. Делающие себе рекламу, буквально, на ровном месте. Где-то обронят лишнее

словечко, другой раз — недоскажут что-то, а там, глядишь, история обретает другой смысл

или наполняется совсем иным содержанием. Если говорить откровенно, то другого такого

умельца делать подобные вещи, как мой хороший знакомый Шурик Лейбзон, в прошлом

директор Музыковской средней школы, я даже не припомню. Вот кто, действительно, знает толк в самопиаре.

Невысокого росточка, заметно полноватый, с типично еврейским лукавым, чуть

настороженным лицом, он весьма общителен и разговорчив.

Поговоришь с ним десяток минут и многое узнаешь. Что ему сказал недавно

первый секретарь райкома партии и как с ним советуются перед принятием судьбоносных

решений

в отделе образования обкома. В общем, роли он играет исключительно на

авансцене…

Но это все пустяки. Я приведу другой пример, с виду более мелкий, но

характеризующий его, по моему мнению, заметно полнее.

Стоим как-то перед совещанием у входа в районо, и он все время поглядывает на

часы, стараясь, чтобы все увидели их и оценили. Часы, действительно, красивые, на

модном в те времена полированном металлическом браслете. Кто-то спрашивает, какой

они марки, и Шурик охотно дает развернутый ответ. Мол, это японский аппарат, по имени

«Сейко», вещь крайне дефицитная, да и стоят, примерно, директорскую месячную

зарплату — 320 рублей. Подаренные ему на прошлой неделе, ко дню рождения, дорогими

гостями, друзьями-коллегами, директорами соседних с Музыковкой школ — Баевским и

Никулькиным, вскладчину с его супругой. Такой вот ценный подарок.

Все невольно умолкают, осмысливая услышанное. Кто б мог подумать, что такие

директора-ветераны, как Баевский и Никулькин, лучшие руководители учреждений

образования района, столь уважают своего молодого соседа, что отрывают от своих семей

половину месячной зарплаты, желая сделать ему приятное. Да, Шурик — это фигура!

94

История, однако, имеет свое продолжение. Не думайте, что краснобай Лейбзон

кого-нибудь обманул. Он говорит обычно святую правду, но, как и все, что он говорит, она нуждается в некоторой коррекции.

И когда через какое-то время в доверительной беседе с Баевским я восхитился их с

Лейбзоном высокою дружбой, убедительно подтвержденной столь ценным подарком, то

заметил в глазах его полное непонимание. Он с трудом вспомнил тот день рождения, а по

поводу японских часов сказал только, что они с Никулькиным внесли по десять рублей, а

остальные триста добавила жена Шурика, она же и покупала этот заветный хронометр.

Сей ларчик просто открывался…

===============

ВАСЯ ЛАГИН С СУВОРОВА ОДИН

Мой старый приятель Вася Лагин с детства обладал аналитическим складом ума. Его

отец Яков Васильевич Лагин, кандидат филологических наук, преподавал в нашем

пединституте; мать, домохозяйка, умело управлялась в трехкомнатной квартире на улице

Суворовской, в доме № 1, расположенном по-соседски в одном дворе с филологическим

факультетом. Вася, как и я, был в семье единственным ребенком, правда, ему повезло

воспитываться в полной семье, а не как я — одной мамой. Он был меня старше ровно на

год.

Пишу о нем, а в голову лезет всякая чепуха. Его имя мне почему-то всегда

нравилось на вкус, оно и впрямь как-то по-особенному тепло звучало: Вася, Васюня, Василек, Василио, Василико… В детстве, чтобы Васенька не потерялся, родители

заставили его вызубрить наизусть крылатую фразу: «Я — Вася Лагин с Суворова один».

Вот и вырос уже Василий давно, подрастают собственные внуки, ушли навсегда родители, и на улице Суворова его семьи давным-давно нет, а так и остался в глазах своих друзей — с

улыбкой! — «Вася Лагин с Суворова один»…

Одно время жизнь нас развела: Вася поступил в военное училище, а я после

Одесского холодильного пошел в армию. Потом у него что-то там не заладилось, и он

вернулся домой. Старший Лагин занимался диалектами, у него была лучшая на Украине

картотека говоров Правобережья, и он мечтал, чтобы сын пошел по его стопам: закончил

украинское отделение филфака и на базе отцовой картотеки устремился в большую

языковедческую науку. Но друг мой Василио к диалектам был равнодушен, поступил на

физмат и к моей демобилизации его закончил.

Через несколько лет в Херсон приехала его двоюродная сестра Валя Лагина, целеустремленная усидчивая особа, прислушалась к советам уважаемого дядюшки, закончила филфак и после смерти родственного наставника унаследовала знаменитую

картотеку. Сегодня она доктор наук, заведующая кафедрой, а профессиональная судьба

Васи, к сожалению, сложилась не столь удачно.

После окончания пединститута ему удалось устроиться в Херсонский филиал

Николаевского кораблестроительного. Сначала работал лаборантом, а через несколько лет

стал старшим преподавателем. Я не раз слышал о нем добрые слова от студентов. Они

хвалили Васины лекции, говорили, что у физика Лагина несомненный дар делать сложное

понятным, особенно важный при изложении точных учебных дисциплин в высшей школе.

В эти же годы я вынужденно путешествовал по цепочке руководства сельскими

школами: Понятовка, Белозерка, Городний Велетень. Работал в селе — жил в городе, где

для директоров-евреев места не находилось.