– Ну же, Эмерик. У тебя слишком разгулялось воображение. Куда они могли ходить вместе, к тому же в столь поздний час?

– Что я видел, то и говорю. – Он пожал плечами. – Мне здесь ужасно не нравится. Я скучаю по отцу. Скучаю по возможности подразнить Мари. Я даже скучаю по Алис, хотя она и страшная надоеда. – Он вздохнул. – Я хочу домой.

Сердце у Мину защемило от жалости к брату: его место было на улице, в полях или под открытым небом на берегу реки, а не взаперти в четырех стенах в городе, но поделать тут ничего было нельзя. Ради их общего будущего он вынужден был стараться изо всех сил.

Наконец Мину заметила тетку – та стояла неподалеку от широких ворот, которые выходили на улицу Тор. В руках она держала раскрытым большой веер из перьев, хотя было вовсе не жарко, и была облачена в платье с высоким стоячим воротником, самую чуточку слишком высоким для ее шеи, и малиновыми рукавами-буфами, сквозь прорези в которых проглядывал голубой, в тон юбкам, бархат. Молитвенник и четки, слишком тяжелые для пояса, делали ее силуэт бесформенным.

Мину почувствовала прилив теплых чувств к этой женщине. Оторванная от всех своих друзей и родных в скромном квартале Сен-Мишель и в одночасье вознесенная в высшие эшелоны тулузского светского общества, своей открытостью и непосредственностью ее тетка разительно отличалась от большинства бюргерш. Те смотрели на нее свысока, и Мину видела, как остро она это ощущает.

Мину поспешила вниз по ступеням и принялась лавировать в людском море, пробираясь к ней.

– Доброе утро, тетушка. Да у вас тут целая толпа!

– Доброе утро, племянница, – отозвалась та. – О, в нашей маленькой процессии будут участвовать не все. У моего мужа важная встреча с коллегами, но он изъявил желание пройти со мной хотя бы небольшой отрезок пути. Он знает, как дорог мне День святого Сальвадора. Да и денек какой выдался погожий, прямо благодать!

– А вы выглядите под стать утру, тетушка. Какой роскошный наряд, никогда в жизни не видела такого изумительного цвета. И благодарю вас за то, что великодушно одолжили мне это платье. Вы несказанно добры ко мне.

– Ну, должна признать, что идея принадлежала моей золовке, но оно и впрямь отлично на тебе смотрится. Эх, хотела бы я иметь такую же фигуру, как у тебя, но, увы, ростом меня Господь не наградил.

Колокола церкви Сен-Тор отбили четверть часа, и тетка с беспокойством бросила взгляд в сторону двери:

– Без сомнения, месье Буссе в самое ближайшее время к нам присоединится. На рассвете к нам заявились два господина из парламента. Крайняя бесцеремонность, я считаю, но они коллеги моего мужа, и, если он считает нужным принимать их в такую несусветную рань, кто я такая, чтобы ему перечить? Он трудится не покладая рук. На его плечах лежит столько всего.

– Я знаю, на него многие уповают.

– Воистину так, Мину, ты совершенно права. Один из его посетителей – месье Дельпеш, выдающийся коммерсант, самый богатый человек в Тулузе, по утверждению некоторых. Со дня на день ожидают его избрания капитулом, и, хотя я не должна этого говорить, мой муж рассчитывает по этому случаю на некоторое повышение. И еще один молодой священник из собора. Как же его зовут? Память стала совсем никуда. Такой подающий надежды молодой человек, покровительство моего мужа ему очень на пользу. Ему не больше двадцати семи лет, но месье Буссе возлагает на него большие надежды. Может, в будущем он даже станет епископом Тулузским, хотя его отец впал в большую немилость после того заговора, когда… – Она не договорила. – Валентин, вот как его зовут. Странное имя для священника, хотя, наверное, их всех называют в честь того или иного святого… ты так не думаешь? О чем бишь я говорила?

– О том, что его отец впал в немилость, – подсказала Мину.

– О да, в немилость – это еще очень мягко сказано. Его казнили, хотя я не помню точно за что. Ладно, все это дела давно прошедшие…

Она вновь покосилась на дверь.

– Уверена, дядюшка будет здесь с минуты на минуту, – улыбнулась Мину. – Вышивка на вашем плаще такая изящная. Никогда ничего подобного не видела. Это тулузская работа?

– О да. – Мадам Буссе немедленно пустилась рассказывать длинную и запутанную историю о том, как узор был скопирован с одеяния, которое, по слухам, очень любила сама принцесса Маргарита, сестра короля. – Ну и вот, когда я обмолвилась, как бы мне хотелось…

Хотя Мину делала вид, что слушает, на самом деле мысли ее были заняты совершенно иными вещами. Две горлицы сначала перекликались друг с другом на балконе верхнего этажа, потом взмыли в воздух. Глядя, как они кувыркаются в голубом небе, Мину, отлично помнившая прелесть своих ежедневных прогулок в Бастиду и обратно и вольную жизнь в Каркасоне, почувствовала приступ острой жалости к Эмерику.

– Очень удобно, когда под рукой есть такой человек. У ее отца своя мастерская в квартале Дорада, и, хотя они гугеноты, она управляется с иглой куда искуснее, чем все швеи-католички, которых я нашла.

– Несомненно, – пробормотала Мину.

Поток теткиных излияний все не кончался. Мину очень надеялась, что Эмерик сможет придумать, чем заняться в своей комнате. Мадам Монфор наверняка посадила его под замок, а поскольку связку ключей она постоянно носила при себе на поясе, ее брата, похоже, ожидало долгое заточение. Ее мысли перескочили на сестричку, оставшуюся в Каркасоне. Она надеялась, что отец дает ей корень солодки от кашля и что он не забыл обрезать сухие ветки на вьющейся дикой розе над дверью их дома, чтобы на их месте могла появиться новая поросль.

Голос тетки вернул Мину обратно к действительности.

– Хотя у нас тут тоже масса искусных швей и портных. Это одна из причин, по которым мой муж решил построить наш дом именно в этой части города. Он всегда ставит мои интересы на первое место. – Тетка понизила голос. – Вообще-то, знай мы, что протестанты устроят в двух шагах от нас, на улице Перигор, свой maison de charité, он бы еще подумал. Это просто позор. Эти люди слоняются по улицам, грязные, оборванные, и попрошайничают. Их всех следует отправить туда, откуда они пришли.

– Может, им некуда больше идти, – пробормотала Мину, задаваясь вопросом, в самом ли деле ее тетушка так считает или просто повторяет то, что слышала от мужа.

– А уж чего стоит этот гуманистический коллеж по соседству, который привлекает самых непотребных типов! Атеистов, мавров с кожей черной как уголь. – Она понизила голос до шепота. – Я не удивлюсь, если окажется, что у них там и евреи есть, хотя, конечно, хуже всего гугеноты. Они заполонили всю улицу и весь квартал Дорада. Уверена, это они приложили руку к похищению из церкви Сен-Тор нашей бесценной реликвии.

Этот неожиданный поворот темы, к тому же уже не первый по счету, привел Мину в некоторое замешательство.

– Реликвии, тетушка?

– Ты разве не помнишь? Был большой скандал. Антиохийскую плащаницу похитили из ковчега посреди бела дня, лет этак пять тому назад. Разумеется, это был не целый саван, а его часть, но все равно. Странно, что ты этого не помнишь, скандал был очень громкий.