В этой части книги мы оспариваем это положение. До какой степени в действительности Англия представляла собой организованное для мирной жизни общество, страну, где большинство могло без ущерба для здоровья и жизни позволить себе не обращать внимание на воинствующее меньшинство? Каким был общий и личный опыт войны? Походили ли сражения Войны Алой и Белой розы на стычки, в ходе которых бились и погибали представители лишь политической верхушки, или битвы оставляли след во всех слоях общества? Еще важнее другой вопрос: изменялось ли воздействие гражданских войн и вовлеченность в них английского общества на их протяжении.

Свидетельства английских и иностранных современников сходятся в одном: Англия XV столетия избежала худших кошмаров войны. Сэр Джон Фортескью, противопоставляя Англию и Францию, подмечал, что жители последней страдали от тяжких податей, предназначенных для содержания постоянной армии, и что страна становилась объектом беспрестанных грабежей со стороны всевозможной солдатни. Напротив, Англия, ограниченная монархия, где парламент поддерживал свободы подданных, не испытывала гнета и тягот войн и тирании. Коммин, никогда не упускавший возможности покритиковать правительства королей из дома Валуа, обращал внимание на незначительную продолжительность кампаний в Англии, почти полное отсутствие грабежей и, по крайней мере поначалу, небольшие потери среди политической верхушки [148]. Современные комментаторы согласны с тем, что войны были ограничены и по длительности, и по воздействию на английское общество. Но если Англия XV столетия действительно была демилитаризованным и хорошо организованным для мирной жизни обществом, где политическое насилие вспыхивало на короткий миг, то в годы после воцарения Генриха IV в 1399 году в стране явно произошло нечто из ряда вон выходящее.

Конец XIII и XIV век стали свидетелями беспрецедентной милитаризации английского общества. Войны трех первых Эдуардов велись силами крупных армий, на комплектование которых народу приходилось мобилизовать все силы. Росли налоги, все больше подданных короны втягивалось в непосредственное участие в боевых действиях. Войска Эдуарда I и Эдуарда III в Уэльсе, Шотландии и позднее во Франции состояли из богатых простолюдинов, и чем дальше, тем больше военизированной аристократии. Более того, армии были крупными: 3000 тяжелой кавалерии и свыше 25 700 пехоты у Эдуарда I во время Фолкеркской кампании 1298 года, притом что в 1294–1295 годах он держал в составе разных английских контингентов в Уэльсе по крайней мере 35 000 пехоты и от 3000 до 4000 рыцарей, оруженосцев и сержантов[149].

Изменение приемов ведения боевых действий в XIV столетии, сопряженное с отказом от массированного применения пехоты, привело к сокращению численности войск, но даже в 1360 году армия Эдуарда III на пути к воротам Парижа составляла свыше 10 000 человек. Количество тяжеловооруженных верховых и/или пеших воинов в полных доспехах, набранных среди представителей класса землевладельцев, оставалось внушительным: по крайней мере 4000 человек при Креси в 1347 и не менее 4500 человек — во время похода Ричарда II в Шотландию в 1385 году.

В XV веке численность английских армий в Столетней войне продолжала сокращаться (около 10 500 человек в Азенкурской кампании, но обычно примерно 3000 человек), хотя эти данные говорят о дальнейшем изменении природы военного дела, а не о серьезной демилитаризации английского общества. Непродолжительные «конные прогулки», или chevauchées, и маленькие постоянные гарнизоны в крепостях Нормандии требовали меньших армий, действовавших притом чаще и при возраставшем разрыве соотношения между лучниками и тяжеловооруженными воинами. Вместе с тем частота заморских походов (не менее сорока экспедиционных корпусов пересекли пролив между Англией и континентом с 1415 по 1450 год) неизбежно делала вопросы живой силы, снабжения и денег извечной проблемой позднесредневековой Англии.

Запросы войны на протяжении царствования трех первых Эдуардов возымели важные и далекоидущие последствия, ощущавшиеся на протяжении всего XV столетия. Первым была практика увеличения армий путем военных наборов. В 1277 году рекрутирование пехоты для первой уэльской кампании Эдуарда I корона делегировала шерифам; однако уже в 1290-х годах эта ответственность перешла в сферу деятельности специально назначенных уполномоченных из видных землевладельцев, обычно возглавляемых влиятельнейшим вельможей в графстве. На протяжении XIV века военные уполномоченные создали систему контроля над качеством личного состава, проверяя боеготовность ополчений графств и следя за исполнением Винчестерского статута 1285 года. В соответствии с ним каждому здоровому мужчине в возрасте от 16 до 60 лет полагалось прослужить сорок дней в году и иметь вооружение для атаки и обороны в соответствии с доходами и социальным положением.

Внедрение практики найма по договору влекло за собой снижение важности набора живой силы через уполномоченных при комплектовании экспедиционных войск на протяжении второй половины XIV столетия. Однако старая система по-прежнему использовалась, в первую очередь в береговых и пограничных областях. К тому же она играла заметную роль в поддержании определенной степени боеготовности английского общества. Винчестерский статут переиздавали в 1437 и в 1442 годах. В 1450 году из семнадцати сел округа Юэлм в Оксфордшире предоставили 85 солдат, из них 17 умелых лучников; однако, по донесению уполномоченных, многие призывники испытывали недостаток оружия и доспехов. С 1458 года распоряжения о проведении военных наборов участились, королевство фактически готовилось к вспышке гражданской войны. Не следует недооценивать эффективность работы системы уполномоченных по призыву в деле мобилизации народа на войну. Летом 1450 года именно уполномоченные по набору, без всяких королевских ордеров и деятельного руководства знати, обеспечили общинам Кента возможность собрать хорошо вооруженный контингент из нескольких тысяч человек для похода на Лондон. Эта же система, получившая новую жизнь при ранних Тюдорах, позволила вожакам Благодатного паломничества, мятежа 1536 года, сколотить армию численностью по крайней мере 30 000 человек.

Вторым значимым последствием милитаризации английского общества при трех первых Эдуардах стало желание (и способность) англичан оплачивать войну. Сделать заслуживающие доверия оценки доходов короны в позднем Средневековье очень и очень сложно, но ясно одно: эффективность сбора налогов с подданных на отрезке от конца XIII до середины XIV века заметно повысилась. Новый подход к сбору как прямых податей (в виде одобрения парламентских субсидий), так и косвенных (через новые пошлины на торговлю, в особенности шерстью) позволил Эдуарду I и Эдуарду III проводить честолюбивую экспансионистскую политику в стране и за рубежом. Более того, осознав, что парламент — подходящее место для санкционирования налогообложения, сообщество королевства одобрило расширение королевской власти.