Ифрит заговорил. Он говорил все, что знал, и говорил быстро; до такой степени, что его речь то и дело переходила в невнятный, бессмысленный поток слов. К сожалению, он оказался вовсе не тем самым кладезем информации, на который мы рассчитывали, главным образом потому, что уже продал нам большую часть ценных данных, которые мог предложить.

Что-то стукач смог сообщить лишь о Носьересе и производстве святой воды. По его словам, в течение нескольких месяцев эрейский капитан и несколько младших офицеров и солдат его полка занимались этим делом, в котором и сам Ифрит принимал самое непосредственное участие, предупреждая об опасностях и помогая найти новых торговцев. Однако эрейские кавалеристы отвечали только за охрану и логистику. Они обеспечивали транспортировку оборудования и сырья, необходимого для производства, и координировали распределение готового товара. Производством занимались местные алхимики. Ростовщик не знал, кто был мозгом всей операции, но не сомневался, что это не были ни эрейские ренегаты, ни алхимики. Кто-то другой руководил бизнесом и получал прибыль, но был достаточно умен, а потому никогда не вступал в непосредственный контакт со святой водой или людьми, занимающимися ее производством и торговлей. Насколько знал Ифрит, выйти на организатора не мог вообще никто.

Когда мы вытащили из зубодера все, что он мог сказать, я перерезал ему горло. Теперь оставалось только подготовить спектакль. Но едва мы вытащили тело Ифрита из здания, тут же услышали топот шагов и лязг доспехов.

– Стража идет! – прошипел Считала. – Надо сваливать отсюда.

Было уже слишком поздно. С двух сторон к нам приближались вооруженные стражники. Я насчитал их шесть. Плохо, даже при поддержке Ферре нам бы пришлось туго.

– Стоять! – крикнул один из стражников. – Сложите оружие и встаньте к стене.

Отдавать себя в руки Стражи было смерти подобно. Нарушив приказ, мы никак не могли попасть под арест. Потому сразу потянулись за мечами, стражники стали нас окружать и готовиться к стычке, как вдруг один из них внимательно пригляделся к трупу.

– Это же тот мудак Ифрит! – воскликнул он. – Красиво они его уделали.

Отношение охранников к нам вдруг резко изменилось.

– Пора было кому-нибудь разобраться с этим ублюдком, – бросил другой.

– Хорошая работа, – сказал нам тот, кто до этого кричал, чтобы мы бросили оружие. – Извините за вторжение, продолжайте.

Они повернулись и ушли так же внезапно, как и появились.

Когда на следующее утро жители окрестных домов вышли на улицу, глазам их предстала жуткая картина. Мертвое, окровавленное тело Ифрита свисало с фонаря, подвешенное вверх ногами. На соседнем здании красовалась большая надпись кровью: «Предатель Каэлларха, кровопийца и мучитель простого народа». Ни у кого не осталось сомнений, что до эрейского доносчика добрались именно мятежники.

* * *

Никаких похорон, разумеется, не было. Тело Ифрита забрала стража, а потом эрейцы на мгновение сделали вид, что ведут расследование, но при отсутствии улик и какой-либо мотивации просто махнули рукой. Труп сожгли. В полку тоже никто не проливал слез. Цефель некоторое время не мог решить, радоваться ли тому, что предатель мертв, или злиться, что не он убил его. Потом Цефель всё же вернулся к своему обычному состоянию равновесия. Ника приняла факт смерти Ифрита к сведению и вычеркнула одно имя из списка осведомителей.

После полудня я начал готовиться к следующей встрече с Вээн. Я до сих пор не понимал, почему для Араи было так важно, чтобы меня включили в платежную ведомость семьи ван Доррен. (Кстати, я хотел бы наконец увидеть эти деньги!) Конечно, масштабы богатств и влияния семьи поражали воображение. Но каким образом моя работа на Вээн могла облегчить Араи доступ к родовой сокровищнице? Чем больше я думал об этом, тем менее что-либо понимал. Единственная польза от этих размышлений заключалась в том, что я наконец сделал то, что давно собирался. Приказал своим людям следить за Араи и ее борделем. Я понимал, что если хозяйка намерена что-то сохранить в тайне, то, скорее всего, она это сделает, а значит, вероятность того, что мои люди узнают нечто принципиально новое, относительно невелика. Но когда в твоем распоряжении целая рота скучающих солдат, почему бы не погнать их на работу? Даже если Араи не совершит ошибку, возможно, это сделает кто-то из ее коллег?

* * *

Вээн ван Доррен вскинула голову, глядя на старый ржавый меч, покоящийся на каменной подставке.

– Знаменитый Ветерок, – заявила она, приказав мне жестом подойти ближе. – Во времена своего расцвета, по-видимому, самый острый меч в мире. Им можно было разрезать падающий лист. Чтобы выковать его, кузнец ушел в самую глухую чащу Каэлларха. Он работал непрерывно двенадцать дней и двенадцать ночей, пока, наконец, не упал замертво от истощения. Когда братья добрались до его убежища в лесу, они нашли мертвое тело, а рядом с ним самый великолепный меч, когда-либо созданный в этой провинции.

– Прекрасная история. Очевидно, ее трудно проверить.

– Это зависит от того, кого спросишь: эрейца или каэлларца.

Мои глаза только сейчас начали привыкать к царящему вокруг полумраку. Я находился в большом зале огромного загородного дома с соломенной крышей. Под стенами на выставленных в ряд каменных постаментах лежали разнообразные предметы, в основном оружие и трофеи. Каждый из них был освещен отдельным факелом.

– Добро пожаловать в Дом Славы, Ис. В сокровищницу бесценного культурного наследия Каэлларха.

– Плохо же она охраняется.

– Только не говори, что удивлен. Да, легендарные артефакты из прошлого покоятся в гнилой хижине, вдали от исхоженных дорог и без намека на защиту. И все же они находятся в полной безопасности, потому что никто не решился бы их украсть. И поэтому мы можем свободно говорить здесь, не опасаясь лишних ушей. Никто не заглядывает сюда месяцами, за исключением разве что пары самолюбивых богачей, которые время от времени любят сделать перерыв в преумножении капиталов, чтобы поиграть в патриотизм.

– Я полагал, что национальная идентичность Каэлларха…

– О, да, там всё в порядке. И Ветерок, и другие реликвии из прошлого играют в ней жизненно важную роль. Но это не значит, что кто-то чувствует потребность лицезреть их. Не говоря уже о том, чтобы прилагать усилия или нести расходы на обеспечение их сохранности. Достаточно знать, что они покоятся на почетных местах в доме Славы.

– Полагаю, эрейские исследователи были бы рады изучить эти экспонаты.

– Сомневаюсь, что жители Каэлларха разделяют их энтузиазм. Видишь ли, Ис, Каэлларх не имеет историографии в эрейском смысле, и термин «исторический факт» здесь имеет довольно вольное толкование. Нет сохранившихся летописей, документов, дневников и других письменных источников. Нет никаких дат или календарей. Единственным источником информации о прошлом является устная традиция, которую в Королевской академии, кажется, считают синонимом слова «бред». Короче говоря, когда эрейские профессора допускаются к местным сокровищам, случаются неприятные вещи.