В том же 1854 г. вышла книга Генри Торо «Уолден, или Жизнь в лесу», в которой автор описывал свой опыт обитания в лесной хижине в массачусетской глуши, где у него оставалась масса времени на чтение и раздумья. Он исследует психологическую депривацию, возникающую в капиталистическом обществе. В безудержной погоне за материальным изобилием человечество совершенно потеряло из виду смысл и цель существования и даже принялось выдумывать новые потребности, чтобы оправдать несоразмерные временные затраты на производство ненужных благ. Генри Торо лелеет совершенно аристотелевскую мечту: когда-нибудь каждый городок Новой Англии превратится в аналог Ликея, неустанно пополняющий свое собрание хороших книг, умных газет и журналов, а также произведений искусства. Туда будут приглашать мудрецов со всего света, чтобы местное население в долгие часы досуга могло заниматься образованием. Аристотелю понравилось бы, что Генри Торо предлагает именно образование в качестве конструктивного наполнения досуга. Он с прискорбием сознавал, что основная масса людей социально не подготовлена к тому, чтобы правильно использовать свободное время, хотя, на его взгляд, оно и составляет самую важную часть жизни. Аристотель даже готов был утверждать, что правильное использование досуга станет в идеальном обществе главной целью и задачей образования, – концепция более чем современная.

Одним из следствий неумения распоряжаться досугом явился трудоголизм – синдром, впервые отмеченный после Второй мировой войны, когда многим оказалось сложно вернуться к «обычной» жизни. Невозможность отвлечься от дел вредит как физическому, так и психическому здоровью, поэтому ряд стран и организаций принимают серьезные меры, чтобы не допустить подобного. Так, во Франции сотрудники предприятий отвоевали себе право не проверять рабочую почту в нерабочие часы. При этом мы взращиваем трудоголизм у детей, постоянно увеличивая учебную нагрузку и сокращая в некоторых школах долю занятий музыкой, рукоделием, живописью, спортом – то есть потенциальными хобби и элементами будущего досуга. Учитывая темпы технологического прогресса, нашему обществу пора срочно продумывать досуг будущего. С ростом продолжительности жизни увеличивается период, в течение которого нам уже не понадобится работать, чтобы обеспечить себя. Ускоряющееся развитие искусственного разума означает, что многие основополагающие для человеческого существования трудоемкие дела возьмут на себя роботы, компьютеры и машины. В результате значительно увеличится доля населения, имеющего беспрецедентно низкую недельную норму рабочей нагрузки. Чем меньше времени мы будем отдавать работе, тем актуальнее будут становиться революционные взгляды Аристотеля на досуг.

С увеличением свободного времени появится больше возможностей для самообразования, и, если объединить эти высвободившиеся временны́е ресурсы с бесплатными ресурсами интернета, образование международного уровня станет доступно любому выходящему в сеть. Раньше поставщиками знания для широких масс выступали библиотеки – что позволяло персонажу Мэтта Деймона в фильме «Умница Уилл Хантинг» (Good Will Hunting, 1997), простому уборщику, заявить зарвавшемуся гарвардскому студенту: «Ты выкинул сто пятьдесят тысяч на образование, которое мог бы получить за полтора доллара в общественной библиотеке». Но теперь и библиотеки отходят на второй план. Ряд университетов, включая Массачусетский технологический университет, предлагают абсолютно бесплатные открытые курсы, а другие, такие как Гарвардская школа бизнеса, предоставляют блестящим ученым площадку для научных блогов. На TED, YouTube и iTunes можно найти видеозаписи и подкасты лекций по любым темам. Но для многих из нас учеба – это последнее, на что мы готовы тратить драгоценные часы отдыха после напряженного рабочего дня. Выход – совмещать приятное с полезным, правильно выбирая занятие для досуга.

Гарри Оверстрит, заведующий кафедрой философии в Городском университете Нью-Йорка с 1911 по 1936 г. и автор нескольких популярных книг по практической и социальной психологии, понимал, что отдых – это дело серьезное: «Для демократии вопрос отдыха не второстепенный. Это первостепенный вопрос, поскольку от того, как люди организуют свой досуг, зависит, какими они становятся и какое общество в итоге строят». Оверстрит проявляет себя в этом знаменитом высказывании как истинный специалист по классической философии, обобщая аристотелевские взгляды на потенциальную способность досуга помогать человеку совершенствоваться или, наоборот, вести к деградации. От того, что мы читаем, смотрим, слушаем в свободное время, напрямую зависит наше нравственное развитие – то, чего мы достигнем (не зря ведь слово «досуг» происходит от «достижения»). Согласно Аристотелю, это значит, что и наше жизненное счастье находится в непосредственной зависимости от выбора увлечения.

Сам Аристотель был большим любителем пеших прогулок, ценившим здоровый дух в здоровом теле. Он несомненно одобрил бы любое времяпрепровождение, связанное с физкультурой, творчеством, наслаждением вкусной едой и напитками. Но серьезных философских рассуждений удостоилось в его трудах лишь чтение, прежде всего драматических произведений, которые составляют центральную тему «Поэтики». И это на самом деле удивительно, если вспомнить, что учитель Аристотеля Платон категорически отвергал «подражательное искусство» и не оставлял ему места в своем идеальном государстве. Почему же Аристотель, серьезный мыслитель, стремившийся познавать мир, чтобы помочь человеческому обществу прийти к совершенству, такое внимание уделял вымышленным сюжетам, разыгрываемым на театральных подмостках? Единственно возможная причина – он был глубоко убежден в потенциальной способности данного развлечения повысить эмоциональный и нравственный уровень как отдельных зрителей, так и всего общества в целом.

Аристотель, вне всякого сомнения, любил театр, музыку и изобразительное искусство. В своих трудах он то и дело упоминает певцов, хоры, арфистов, танцовщиков, поэзию и поэтов, скульптуру и художественные ремесла. О благотворном влиянии искусств на общество он знал не понаслышке. Когда в 48 лет он перебрался в Афины, основанный им Ликей расположился ближе к афинскому театру Диониса на южной стороне Акрополя, чем платоновская Академия. Афины оставались признанным центром театральных зрелищ – любой желающий заявить о себе на подмостках неизменно устремлялся в Афины, как сегодня любой желающий пробиться в мире кинематографа устремляется в Голливуд. Легко можно представить, как Аристотель шествует спозаранку с Теофрастом и учениками в центр города вместе с остальными гражданами и жителями Афин – смотреть трагедии и комедии в святилищах и театрах Диониса, а затем увлеченно анализирует увиденное, шагая обратно в Академию с наступлением темноты. Афинские спектакли разыгрывались не только для того, чтобы покорить публику, но и чтобы повысить ее когнитивный, нравственный и политический уровень и способствовать тем самым благополучию и процветанию города.

Сейчас то и дело вспыхивают дебаты о границах допустимого и приемлемого для демонстрации в телепрограммах, фильмах и спектаклях. Прямой и косвенной цензуре подвергались (и по законам многих стран подвергаются до сих пор) насилие, непечатная лексика, откровенные сцены, нагота. Скандальное «Житие Брайана по Монти Пайтону» (Monty Python's Life of Brian, 1979) обвиняли в богохульстве; показанный в 1987 г. на «Канале 4» фильм, в котором Тони Харрисон читает свое гениальное, но полное бранных слов стихотворение «V.», был раскритикован консервативной Daily Mail и другими самопровозглашенными блюстителями общественной морали; длинную и жестокую сцену изнасилования в фильме Джонатана Каплана «Обвиняемые» (The Accused, 1988) феминистки осуждали как потакающую мужским садистским фантазиям. Современных родителей не устают предупреждать о том, что компьютерные игры (особенно так называемые «шутеры от первого лица») притупляют у детей восприятие насилия. Однако мы зачастую не подозреваем, что эти дебаты начались еще в античные времена и данный вопрос был впервые проработан в философском ключе в платоновской Академии – в споре между Платоном и его самым блестящим учеником Аристотелем. Аристотель утверждал, что мы не склонны слепо копировать вынесенное из произведений искусства: если автор произведения подошел к делу ответственно, мы осмысливаем увиденное и решаем среди прочего, что в нем достойно подражания, а что нет.