Улыбаясь, я осмотрела всех присутствующих и, встав на колени, прижалась губами к холодной, тяжелой руке Джона.

— Прости, — сказала я, — все прости. В том мире, где ты теперь, нет ненависти и страстей, нет ревности, есть только любовь…

Ты видишь, Джон, небо над твоей головой чистое, глубокое, синее, ярко светит ласковое солнце, по небу плывут редкие облака, точно белые лебеди, а рядом шумит, поет река, несущая к морю свои неспокойные воды. На растущих по склонам гранатовых деревьях полыхают красные цветы. Покойна Вселенная, Джон, покойны боги, покоен и ты сам.

Я бросила горсть земли в могилу и тихо прочла стихи любимого поэта Джона — стихи Джона Китса:

Когда мне страшно, что в едином миге

Сгорит вся жизнь и прахом отойду

И книги не наполнятся, как риги,

Богатой жатвой, собранной в страду,

Когда я в звездных дебрях мирозданья

Пытаю письмена пространств иных

И чувствую, что отлетит дыханье,

А я не удержу и тени их;

Когда я вижу, баловень минутный,

Что, может быть, до смерти не смогу

Насытиться любовью безрассудной, —

Тогда — один — стою на берегу

Большого мира, от всего отринут.

Пока и слава, и любовь не сгинут…

Господи! Прими душу Джона Стикса, с которым мы жили. Он нес нам радость. И мы любили его. Он не принадлежит нам. Он не принадлежал мне.

Если бы я могла сложить песню об Индии, о слонах, о луне над Индией, о полях и облаках, о людях, которые собирают чай…

Эта Индия знает песню обо мне. Будет ли когда-нибудь небо такое, какое я видела в Индии?

И будут ли вспоминать дети мое имя?

Или полная луна будет ли освещать землю? И будут ли тени похожи на меня? Или лебеди, будут ли они искать меня?

В тот же день, после похорон Джона, сев на поезд, я уехала в Англию. Радж и Рао проводили меня.

— Я пойду с вами, миссис Рочестер, — сказал Рао.

— Ты не можешь пойти со мной туда, куда я еду, — с улыбкой ответила я ему.

— Там ничего не готовят? — удивился мальчик.

— Тебе не понравится там, Рао. Ты должен поверить мне.

Нежно поцеловав мальчика, я помолилась Господу о спасении его и его семьи.

— Храни тебя Бог!

— И вас, миссис Рочестер!

Перед тем как мы с Раджем поехали на вокзал, ко мне подошел барон Тави.

— Миссис Рочестер, я послан к вам, чтобы спросить, не хотите ли вы выпить с нами?

Его предложение прозвучало несколько неожиданно.

— С кем, с вами? — переспросила я.

— С членами мужского клуба.

Мы поднялись по лестнице в просторную залу мужского клуба. Собравшиеся там мужчины, увидев меня, встали и зааплодировали, выражая свое сочувствие и восхищение.

— Виски! — сказала я.

— Два виски, — добавил барон Тави…

Зазвенели бокалы. Оглядев всех присутствующих, я заметила, что среди мужской публики нет мистера Рочестера. Место, на котором он обычно сидел, было обтянуто черной тканью, и на нем был нарисован разъяренный Шива.

— За красавиц и жизнь! — сказала я и, крепко пожав руку барону, вышла из залы.

Последним из тех, с кем мне довелось проститься в тот день, был Радж. Мы долго стояли молча и смотрели на тот поезд, который через несколько минут должен был увезти меня навсегда из этой удивительной страны, оставившей мне самые дорогие воспоминания.

На прощанье я подарила Раджу компас, который когда-то получила из рук Джона Стикса.

— Эта вещь очень дорога мне, Радж… Она помогала мне найти свой путь в жизни… Возьми…

— Спасибо, миссис Рочестер.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты сказал мое имя.

— Вас зовут Джен, миссис…

…Сколько времени прошло с тех пор? Год? Два? Может быть, столетие?..

Ранний морозный вечер за моим окном незаметно просиял желтой звездой… Приближается праздник Рождества Христова…

Сегодня я получила письмо… Это написал мне Радж, мой друг… Земля принадлежит моему племени… И еще он пишет, что во время восхода и захода солнца он видел тигров на могиле Джона Стикса. Опять и опять они приходят туда и стоят или ложатся рядом с могилой. После того как они уходят, земля вся исцарапана их когтями…

Я думаю, им полюбилось это место… Потому что оттуда открывается потрясающий вид на долину и на скот, который резвится на ней…

Джону бы это понравилось.