— Не знаю… Радж… По-моему, это божья работа… Он сначала дал мне что-то, а потом отобрал.

— Но все же у вас есть надежда, миссис Рочестер, Господь любит вас.

Я сидела в большой белой гостиной, ожидая приема губернатора.

Рядом со мной сидел барон Тави и тоже ждал, когда откроется дверь, ведущая в комнату Леона Друкке. Но прошло около получаса, а дверь все не открывалась.

Барон Тави томился, рассматривая других гостей, сидящих здесь же. Тут была сухая дама с густыми рыжими волосами, в углу дремал пожилой индус. Барон Тави повернул лицо в мою сторону и сказал с горькой опустошенностью:

— Теперь все кончено, миссис Рочестер. Мне тоже нужно найти землю для посева культур…

— Но я хочу, чтобы мы остались вместе, — с надеждой произнесла я.

— Нет. Я не могу вам дать никакой земли… То, что вы просите, невозможно…

— Да… это всегда невозможно…

Барон Тави устало опустил взгляд.

— Боюсь, я больше ничем не смогу вам помочь…

— А губернатор?

— Думаю, он ничего не поймет…

— Я тоже мало надеюсь на его поддержку…

Он внимательно посмотрел на меня и спросил, с явным неудовольствием в голосе:

— А где ваш муж?

— Он… скоро приедет.

— Тогда, я считаю, вам лучше просить его, миссис Рочестер.

— Благодарю вас, барон…

В это время дверь, к которой было приковано внимание всех присутствующих, открылась, и оттуда, не глядя ни на кого, вышел толстый идололицый молодой мужчина. Осмотрев беглым взглядом ожидающих, он обратился ко мне:

— Миссис Рочестер? Губернатор к вашим услугам!

Душа моя затрепетала, как бьющийся под ветром осенний лист. Я пересекла гостиную и вошла в просторное помещение.

Губернатор сидел в кресле, его резкие глаза встретили меня холодным уколом. Сложив губы в улыбку, Леон Друкке сухо сказал:

— Прошу садиться, миссис Рочестер.

— Я бы хотела просить вас, — еле слышно начала я, но он сразу же перебил меня.

— Да-да, я слышал о том, что вы хотите уехать… Я знаю, у вас неприятности… У многих теперь неприятности… Я слышал, у вас сгорела ферма.

— Да, — со слезами проговорила я, — значит, вы знаете, о чем я хочу вас попросить?

— Это земля, которую вы хотите получить. Он снова сухо и холодно улыбнулся.

— Вы мне поможете, сэр?! — воскликнула я.

— Простите, миссис Рочестер, — усмехнулся Леон Друкке. — Но это очень сложно, — ни один мускул не дрогнул в его мраморном лице, когда он произнес эти слова. Мне показалось, что они прозвучали в тот миг как приговор моей злосчастной судьбе. Не в силах сдерживать свое отчаяние, я опустилась перед ним на колени, взывая ко всем богам и святыням, и прошептала сквозь душащие меня слезы:

— Ради Бога, спасите, у меня не осталось никого и ничего!

— Вставьте! — крикнул губернатор. — Сейчас же встаньте!

Он подошел ко мне и помог подняться.

— Понимаете, сэр, — с волнением заговорила я. — Здесь сложная страна для женщин, поэтому я прошу вас… вы надежный человек… Мне больше не к кому обратиться…

Леон Друкке молча разглядывал меня. По его неподвижному лицу скользнула тень усмешки.

— Прошу вас, — продолжала я, — давайте обсудим это по-другому… Я потеряла все. Мне очень сложно просить вас… Эта земля принадлежала мне… А теперь мне некуда идти…

Я спрятала свое мокрое от слез лицо в ладонях не в силах более говорить.

Помолчав минуту, Леон Друкке, наконец, сказал:

— Хорошо. Я займусь этим делом… Мы сделаем все, что сможем.

— Неужели?! Вы обещаете мне, сэр? Еще мгновение подумав, перебрав в уме все тайны своего сердца, губернатор ответил:

— Я обещаю вам.

— Спасибо, — сказала я с искренним восторгом. Леон Друкке чуть заметно улыбнулся:

— Надеюсь, вы будете счастливы здесь…

— Я была здесь счастлива, — с горечью отозвалась я.

— Мне очень жаль, что мы не познакомились поближе, миссис Рочестер.

Он кивнул мне, давая понять, что разговор окончен. Со слезами на глазах и с несколько облегченным сердцем я покинула дом губернатора.

Смеркалось, когда наконец я заметила, что уже долго стою перед упакованными вещами, держа в руках раскрытую книгу. Это был любимый томик стихов.

Вполголоса я прочла:

Весной, на рассвете,

Я видел в расцвете

Те розы, что ныне поникли в пыли;

Познавшие горе

В забвенье, в позоре —

Былые владычицы щедрой земли.

Сияли бутоны,

Как перлы короны,

Как россыпь алмазов весенних дождей,

Но свянули, сгнили

Цветы, что пьянили

Своим ароматом просторы полей.

Взираю в печали

На все, что вначале

Меня покоряло своей красотой, —

Она ненадежна,

Пред горем — ничтожна,

Вдвойне — на закате дороги земной.

И пляски, и пенье

Уносит мгновенье,

Рыданий и скорби приходят часы.

День краток, он прожит —

Цветы уничтожит,

Как легкие капли рассветной росы.

И сердце грубеет,

И разум слабеет,

Печаль, словно зимний туман, глубока.

Смежаются очи

В предчувствии ночи —

И жизнь отлетает, как запах цветка.

Этот вечер был не таким, как всегда. Он не был ни ярким, ни сверкающим. Небо было мягким и тихим. Одна за одной на нем появлялись звезды.

Чем меньше оставалось времени до моего отъезда в Англию, тем сумрачней становилось на душе, тем больше сжималось мое сердце…

«Куда же я вернусь? — думала я. — Кто ждет меня там? Англия стала мне чужой. Но разве не безрассудна моя любовь к Джону?»

И вновь я вспоминала самые счастливые минуты нашего путешествия, прежде чем расстаться с ними навек…

Я подумала, что к тому времени, когда вернусь в Англию, там, наверное, уже наступит осень… Мне не доставляли никакой радости мысли о сумрачных пейзажах моей родины, все мое существо было полно Индией…

Вдруг я услышала за спиной знакомый голос:

— Джен… Я ничего не знал об этом… Я недавно пересек границу.

Нет, это не было игрой воображения. Не было видением или сном. Сердце мое упало с высоты.