Вдруг мое оцепенение исчезло, и настоящий животный страх хмелем ударил в голову. Я поняла, что уцелела чудом, и что единственная теперь истина на земле — случайность…

Сознание отказывалось запечатлеть все виденное мной. Любая из сцен, происходящих вокруг, взятая отдельно, могла бы вытеснить все впечатления моей прожитой жизни, но я не могла тогда осознать этого.

Я видела и запоминала лишь то, что бросалось в глаза, все остальное напоминало игру теней листвы. Лица людей были обращены к небу, как будто дальнейшее зависело от голубого пространства, жуткого в своей ясной недостижимости.

Мимо меня пробежала старая индианка, она прижимала к груди сверкающие драгоценности, ставшие вдруг никому не нужными.

Молодой индус, обритый наголо, сидел на земле, закрыв лицо руками.

В двух шагах от меня молодой мужчина пытался поставить на ноги мертвую женщину, и хмурился, не обращая ни на кого внимания.

Несколько индусов, по-видимому, семейство, — протягивая руки, ползли к повисшему на выступе разрушенной стены человеку: он висел на камнях, лицом ко мне — по его рукам обильно текла кровь.

— Землетрясение! О, Боже мой! — ревело вокруг меня.

Я, влекомая каким-то инстинктом, бросилась к реке. Та выходила из берегов. Оказавшись по колено в воде, я поплыла к другому берегу, стремясь найти место, которое могло бы служить мне некоторой защитой от смерти.

Теперь, когда я пишу это далеко в Англии, за моим окном бушует снежная вьюга. Одна за одной проносятся звездочки, в белых пушистых плащах, все мимо, целые минуты все в том же направлении, словно в панике…

Кажется, что много лет прошло после этих столь недавних и странных событий, случившихся со мной в далекой Индии. Меня до сих пор удивляет то, что немногие определенные, удержанные сознанием мысли, казавшиеся мне в тот день грандиозными, на самом деле были так просты.

Я думала, например, о таких пустяках, как седые волосы… Я размышляла, поседею ли я. Или торопливо соображала, сколько понадобится денег и времени для того, чтобы снова построить храм девы Марии.

Я видела стоящего по пояс в воде человека без шляпы, немолодого, с воспаленными полузакрытыми глазами. Он стоял, прижимая к груди ярко блестевший крест с разбитого купола, и шептал:

— Пришло время… Время…

Он повторял эти слова как бы в раздумье…

Полураздетая индианка с внимательными красивыми глазами остановила меня, схватив за руку, но, осмотрев, исчезла.

Таинственный трепет земли, напоминающий внезапный порыв ветра в лесу, когда шумит, струясь и затихая, листва, возобновлялся несколько раз.

В красном от напряжения небе медленно ползли тучи, скрывающие горизонт. Они заволокли вершины гор. Это были тучи дыма от вспыхивающих пожаров…

Я присмотрелась и поняла, что горела моя ферма. — Это сон, Господи! — закричала я.

Слезы текли по моим щекам. Я вдруг отчетливо вспомнила снившийся мне недавно кошмарный сон.

Снилось мне в черном небе огненное лицо Бога, окруженное молниями. И это было самое страшное.

Раздался еще один удар из-под земли.

Вода в реке забурлила, разбегаясь крутящимися воронками. Она быстро мчала утопающих, бревна, лодки. Ровный гул потока заглушал все звуки.

Я посмотрела вверх. В багровом небе, почти касаясь крыльями туч, парили лебеди.

Я более не надеялась на свои силы и, ожидая смерти, доверившись течению реки, потеряла сознание… Какая-то неведомая сила повлекла вниз… Противостоять было невозможно. Я оказалась в узком коридоре со множеством дверей… Инстинктивно я искала выход, но не внизу, а вверху, пробегала одним скачком короткие лестницы и пустынные переходы. Иногда я начинала метаться на одном месте, принимая оставленные за спиной двери за новые или забегая в тупик…

Это было ужасно, тем более, что я чувствовала, как за мной гнался кто-то…

Я слышала торопливые шаги сзади и спереди, какой-то неясный шум, от которого никак не могла скрыться… Он иногда раздавался так близко, что я была вынуждена прятаться за какую-либо дверь.

Я ослабевала от страха и беспрерывного грохота, преследовавшего меня.

Но вдруг я увидела перед собой лестницу. Она как будто бы выводила в какой-то квадратный люк, я проскочила по ней вверх с ощущением нацеленного мне в спину удара… Будто ко мне со всех сторон кто-то спешил…

Затем я увидела себя сидящей возле окна… Открытое пространство дышало покоем.

Не имея иной возможности выбраться из темного коридора наружу, я попробовала сделать это через оконный проем.

Но едва я почувствовала себя свободной, как передо мной оказался плачущий мальчик лет семи… Он тер кулачками глаза и всхлипывал. С жалостью я нагнулась к нему, спросив:

— Мальчик, ты откуда? Тебя бросили? Как ты попал сюда?

Он всхлипывал, молчал, глядя исподлобья и ужасая меня своим положением.

Пусто было вокруг. Будто бы, кроме меня и этого ребенка, не было никого на целом свете…

Его худенькое тело дрожало, ноги были в грязи и босы.

При всем стремлении моем скрыться от нависшей надо мной невидимой, но ощущаемой сердцем опасности, я не могла бросить ребенка, тем более, что от испуга или усталости он кротко молчал, вздрагивая и ежась при каждом моем вопросе, как от угрозы…

Гладя его по голове и заглядывая в его полные слез глаза, я ничего не добилась. Он мог только плакать…

— Дружок, — сказала я, решаясь найти какой-нибудь дом и попросить, чтобы подобрали ребенка, — посиди здесь, я скоро приду и мы отыщем твою маму, хорошо?

Но, к удивлению, смуглый малыш крепко уцепился за мою руку и не выпускал ее. Было что-то в этом его усилии ничтожное и дикое. Он крепко зажмурился, когда я хотела освободить свою руку и не разомкнул пальчиков.

Его прекрасное загорелое личико было сведено напряжением.

— Малыш! — закричала я. — Отпусти меня! И я легонько оттолкнула его.

Не плача уже и также молча, обратив на меня прямой взгляд черных огромных глаз, он встал и, поеживаясь, пошел так быстро, что я, вздрогнув душой, проговорила:

— Кто ты? Кто?!

Ребенок хихикнул и, ускоряя шаги, скрылся. Но я еще смотрела некоторое время в том направлении с чувством страха, затем, опомнившись, побежала, что было сил, с единственным желанием — догнать.

Дыхание мое срывалось. Я останавливалась и взывала к Господу, чтобы он поддержал меня. Я бежала так быстро, как могла, бежала, словно спасение этого малыша могло стать моим собственным спасением.

Вдруг меня обогнала чья-то тень.

Это был мужчина, имени которого я никак не могла вспомнить… Я хотела пробежать дальше, но он окликнул меня по имени:

— Но ведь это ты, Джен! — сказал он. — Неужели ты меня не узнала… Какая ты измученная и бледная? Твоя золотистая кожа, что стало с ней?