— Мне неудобно говорить об этом, но Елена Борисовна расспрашивала меня, есть ли у вас… подруга, работающая здесь, в «Пластэке».

Кобрин бессильно развел руками. Его глаза говорили: «Ну что тут поделаешь! Вот такая женщина…»

— И что ты ответила? — спросил он, грустно улыбаясь. Это была улыбка оскорбленной добродетели. Впервые за время, прошедшее после смерти Кармелина, Ярослав Геннадьевич говорил с Аллой нормальным человеческим тоном.

— Мое отрицание имело оттенок возмущенного негодования, — ответила Аллочка. — У вас ведь нет подруги… работающей в нашей компании.

Существенное дополнение в виде последней фразы позволило Кобрину быть достаточно искренним.

— Естественно, — честно ответил он. У него и вправду не было любовницы в «Пластэке».

— Откровенно говоря, мне не хотелось бы вновь встречаться с Еленой Борисовной. Я, конечно, никому ничего не скажу. Но если она и дальше будет всех расспрашивать, пойдет в другие отделы, потом в цеха, то я не знаю, что будет с вашей репутацией

— Вы уж как-нибудь воздействуйте на жену, — не удержалась от доброго совета Аллочка, хотя понимала, что Кобрину сейчас и так неприятно и совершенно нет желания обсуждать семейные проблемы.

Ладно. Разберемся, — вздохнул Ярослав Геннадьевич. Он поднялся и вновь собрался идти в кабинет, но следующий вопрос Аллы пригвоздил его к полу.

— А скажите, девушка из детективного агентства «Шерлок» вас вчера встретила в аэропорту или нет?

Если бы Аллочка выстрелила ему в спину из арбалета, то и тогда бы он был меньше удивлен.

— Девушка? Из агентства? — обернулся Кобрин.

— Она сказала, что должна передать вам документы, и я сообщила ей номер рейса. Не надо было?

— Все в порядке, — заверил Ярослав Геннадьевич и наконец-то исчез за дверью.

«Яна! Какая дура! — мысленно ругал он любовницу, — Какого черта она звонила в приемную! Ведь это зацепка. Алла, можно сказать, уже в курсе происходящего…»

* * *

— Банкрот! — подвела Настасья неутешительный итог своей коммерческой деятельности.

— А вдруг как-нибудь выкрутимся, Настюша Сергеевна? — спросила бухгалтер Люся. Она, как обычно, сидела вместе с владелицей бутика у компьютера и «рылась» в электронных документах

— Цифры на мониторе подтверждали Настасьины слова. «Галерея цветов» неумолимо приближалась к банкротству.

Однако нельзя сказать, что настроение хозяйки магазина соответствовало положению дел. Напротив, впервые за время, прошедшее после убийства Никиты Кармелина, Настасья появилась в офисе с улыбкой на лице.

— Вы немного пришли в себя, Настасья Сергеевна, — заметили подчиненные и тоже радостно заулыбались. Видеть начальницу, еще несколько недель назад такую стопроцентно благополучную, в состоянии черной тоски было для них невыносимо.

— Жизнь продолжается, правда? — немного смущенно ответила Настасья, словно пытаясь объяснить и проскользнувшую на лице счастливую улыбку, и светло-серый костюм, уже никак не подходящий на роль траурного… — Ну что тут у нас, Люся? — Настасья двигала мышкой по столу, меняя окна на экране. Делать это можно было бесконечно — денег не прибавлялось.

— Все поправимо, — без особого энтузиазма заметила Люся.

— Мы, конечно, можем продать часть оргтехники, оборудования… Но все ерунда! В этом месяце выкрутимся, в следующем потонем. Как оказалось, в отличие от Никиты, я в бизнесе полный профан!

— Безусловно, — раздался в кабинете металлический голос, услышав который Настасья вздрогнула и невольно сжалась.

На пороге стояла горячо любимая свекровь. Свиданию с ней Настасья предпочла бы общество голодного тигра — так было бы менее накладно для ее здоровья.

— Здравствуйте, Юлия Тихоновна! — засуетилась бухгалтерша. — Настасья Сергевна, я вас оставлю?

— Иди, Люся.

Если верен принцип, что за все в жизни надо платить, то за безоблачное, радостное существование с Никитой Кармелиным Настасья расплатилась нервными клетками, израсходованными на борьбу со свекровью. Юлия Тихоновна, подобно ледяному душу, обладала отличными тонизирующими свойствами. Она могла одним ласковым словом превратить чудесное, приподнятое настроение Настасьи, созвучное мажорной моцартовской сонате, в партитуру траурного марша.

— Трудишься в поте лица, — усмехнулась Юлия Тихоновна, комфортно располагаясь в кожаном кресле-вертушке. — Молодец. Умница. Сколько заработала в августе? Бизнес развивается?

— Мне вообще-то было не до бизнеса, — с вызовом ответила Настасья. — Слезы не лучший помощник в делах.

— Слезы, слюни, сопли… Только на это ты и способна.

— Конечно! — взвилась Настасья. — А вы даже похороны ухитрились вставить в график деловых встреч, словно совещание, или переговоры, или какой-нибудь банкет! Вас ничто не волнует!

— Не смей так со мной разговаривать, — совершенно спокойным тоном, без тени возмущения или негодования приказала Юлия Тихоновна. — Девчонка! Что ты знаешь о моих страданиях?

— Какие страдания? Вы же кусок льда! Бесчувственная и бессердечная! С похорон — сразу в самолет.

— У тебя истерика. Успокойся. Не понимаю, как мог Никита так долго жить с истеричкой.

— Я не истеричка! — взвизгнула Настасья, подскакивая с места и наилучшим образом иллюстрируя определение, данное свекровью. — Вы сами меня довели!

Они смотрели друг на друга с явным «обожанием». Обе красивые, одетые с дорогой изысканностью, великолепно причесанные и накрашенные. Куриная тушка, попав в точку пересечения их взглядов, моментально бы зажарилась до аппетитной хрустящей корочки.

— Извини, если я тебя расстроила, — издевательски улыбнулась Юлия Тихоновна. — Постарайся прийти в себя. Я с деловым визитом. И надеюсь на адекватное восприятие. А то ты сейчас начнешь швыряться степлерами и ножницами и не поймешь, о чем я говорю. Сосредоточься, пожалуйста! Можно было подумать, что Настасья — безмозглая куропатка и не различает человеческую речь. Юлия Тихоновна именно так и думала, относясь к невестке с глубоким пренебрежением. Удовлетворять сексуальные потребности сына — вот, по мнению свекрови, был предел земной полезности Настасьи. На большее она была не способна. А бестолковая девчонка, представьте себе, захотела еще и магазином управлять…

— И что такое важное вы хотите мне сообщить?

— Я собираюсь продать «Галерею цветов».

Настасья на секунду замерла, а потом неестественно громко рассмеялась:

— Вы? Да с какой стати! Если мне придет в голову мысль продать мой бутик, то я сделаю это самостоятельно, без вашей помощи.

— Милая моя, я свято верю в твой финансовый гений. Однако позволь мне самой решать, как распорядиться «Галереей», если за все время ее существования ты ни разу не обошлась без помощи «Пластэка». Компания теперь на сорок пять процентов — моя, так как все акции сына перешли в мое владение. И не надейся, что я последую примеру Никиты и буду заниматься бесцельной благотворительностью. Нет! Пора взрослеть, ты уже достаточно наигралась. Бутик слишком дорогая игрушка.