Все они выглядели по-разному, забавно украшенные и сделанные на заказ в скобяной лавке и не имевшие ничего общего со скучными серебристыми или латунными изделиями, стандартно выпускаемыми для замков. Девочки взглянули на ключи, переглянулись и опять уставились на Вика.

– За мной. – Он повел их к новой тропинке, что ответвлялась от подъездной дороги в сторону гаража и заканчивалась за ним около крепкой двери. – Ну-ка, попробуйте открыть.

– Ви-и-ик… – протянула Инара.

– Давайте, смелей.

Ее ключ, ярко-голубой с божьими коровками, легко вошел в замок. Сразу за дверью она обнаружила узкий и довольно длинный лестничный пролет, а две ее подруги, осознав, что остальные застыли в ожидании, последовали за ней. Тогда и мы позволили себе вступить в гараж.

Едва мы завернули за угол, нас ослепила вспышка фотокамеры, и она означала, что там нас уже поджидали Дженни и Марлен. Всю весну и начало лета нанятая бригада рабочих усердно трудилась, пристраивая к гаражу второй этаж, полностью изолированный верхний уровень с проведенной электропроводкой. Там разместились маленькая кухня, в основном предназначенная для приготовления легких закусок, настоящая ванная комната, спальня с набором из трех кроватей, в виде своеобразного креста из строенных двухъярусных кроватей и приставной лестницей с широкими ступенями, – и, наконец, самое большое помещение: гостиная с уютными диванами, большими круглыми напольными подушками и установленным в углу телевизором.

– Добро пожаловать домой, – просто сказал Вик, пока девочки в изумлении разглядывали новые помещения.

Побросав свои сумки, они накинулись на него с жаркими объятиями и в итоге повалили на диван. Предваряя падение, Прия успела подсунуть под спину Вика одну из декоративных подушек, смягчив приземление. Затем, ухмыльнувшись, она запрыгнула на диван рядом с ним. Виктория-Блисс начала что-то весело щебетать, а Инара, сияя глазами, крепко прижалась к нему, уткнувшись лбом в плечо.

Ужом проскользнув между мной и Эддисоном и лишь слегка напугав его, Стерлинг обхватила наши талии.

– Нынче у нас отличный денек, – тихо заметила она.

И мне пришлось согласиться, несмотря на все, что случилось раньше.

Эддисон промолчал, но лицо его озарилось мягкой светлой улыбкой, приемлемой лишь в кругу любимой семьи, и его молчаливая радость была выразительнее громогласных одобрений.

На следующий день, по пути на работу, Вик высадил девочек из машины у дома Эддисона, серьезно предупредив их о необходимости нормального отдыха, а вскоре к нам присоединилась и Стерлинг с завтраком. Ни одна из трех девушек не имела особых планов на утро, и я не сомневалась, что ночью они почти не спали, пребывая в головокружительной эйфории от своих новых апартаментов. Когда гостьи немного взбодрились, мы по очереди удалились в спальню, переоделись в купальные костюмы и направились в бассейн. Меня не удивило, что Инара и Виктория-Блисс надели сплошные купальники с закрытой спинкой. Пусть даже они уже спокойнее относились к наличию огромных крыльев бабочек, насильно вытатуированных на их спинах, но предпочитали, как обычно, не показывать их в смешанных компаниях.

Прия вышла в ярко-синем бикини и расстегнутой спортивной рубашке. Я заметила, как Эддисон вздохнул и прикусил зубами внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться и не умолять ее надеть что-то более закрытое, поскольку, при всем своем замечательном уважении к личностной независимости, воспринимал Прию как свою маленькую сестру. Не знаю, многим ли братьям вообще нравится, когда их младшие сестры (или, подозреваю, любые сестры) щеголяют в бикини. Потом появилась Стерлинг в клубнично-розовом раздельном купальнике с кокетливыми оборочками на боках, и уже обе щеки Эддисона втянулись, образовав два суровых провала.

– А твоя мать знает об этом? – спросила Элиза, показав на длинную татуировку на левом боку Прии.

– Она сама помогла мне выбрать салон и сопровождала меня на каждый сеанс, – рассмеявшись, ответила девушка.

В начале лета она упорно соскальзывала на французский язык всякий раз, когда не обращалась непосредственно к одному из нас, – видимо, за три года жизни в Париже ее мозг перепрограммировался. Хотя последние пару недель уже не пользовалась французскими словечками.

Я изогнулась на стуле, чтобы получше разглядеть ее шедевр. Прия сообщила, что делала тату все весенние месяцы, но не говорила нам, какой именно рисунок выбрала. Последний раз, когда она заезжала сюда в начале лета, финальный сеанс еще не зажил, поэтому она ничего никому не показала. Если размер вызывал некоторое удивление, то идеи и образы были абсолютно в стиле Прии. Сделанная наподобие цветного витража большая шахматная королева стояла на цветочном пьедестале. Его составляли жонкилии, каллы, фрезии – все те цветы, что оставлял чертов маньяк, убивший ее сестру и потом преследовавший саму Прию. Голову королевы увенчивал венок из цветов Чави – солнечно-желтых хризантем. Над этими хризантемами раскинули крылья две бабочки, достаточно большие, чтобы разглядеть их специфическую окраску.

Мне не пришлось приглядываться, чтобы узнать их: Древесница западная и Голубянка мексиканская, более детально прорисованные крылья которых красовались соответственно на спинах Инары и Виктории-Блисс.

– Мне подумалось, что я наконец способна оставить это в прошлом, – тихо пояснила Прия.

– Это?

– Ощущение жертвы. Как будто раньше оно давило на меня, и я постоянно думала, как же можно внутренне освободиться от него.

Бессознательно я коснулась пальцами шрамов на моей щеке, скрытых под слоем водостойкой пудры. Прия видела меня без макияжа, но Инара и Виктория– Блисс, по-моему, еще нет.

Впрочем, с другой стороны, помимо этих татуировок у каждой из них хватало собственных шрамов. Руки Инары навечно запечатлели жуткие последствия вечернего взрыва в Саду – ожоги и осколки оставили свои отметины, когда она стремилась спасти других Бабочек посреди того ужаса. На ладонях и пальцах Прии тоже остались тонкие бледные шрамы – свидетельства ее отчаянных попыток завладеть ножом, и еще более явный шрам пересекал ее шею, где прогулялось лезвие маньяка.

Шрамы означали, что мы пережили некое испытание, даже если эти раны еще болят.

Этот день принес нам очень нужное ощущение полного отдохновения, даже после того, как жара вынудила нас искать прохлады под кондиционерами. К вечеру температура слегка понизилась, и мы вернулись в патио, нагруженные припасами для приготовления сморсов[39], поскольку Стерлинг выяснила, что Инара в жизни сморсов не пробовала. Костровой ямы в этом комплексе не предусмотрели, но укороченные ножки одной из решеток гриля позволили развести достаточно высокий огонь, а Прия принесла фотокамеру, чтобы запечатлеть первую пробу десерта Инарой. Она закрыла глаза, словно пробовала нечто райское; капля расплавленного шоколада запятнала уголок ее рта, кусочек зефира прилип к носу, и я не могла дождаться, чтобы показать Вику эту фотку.