Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня есть какая-то инфекция, но они говорили, что она очень распространенная. Гм, что-то вроде… иэмпэ.
– Да, ИМП. Это означает «инфекция мочевых путей», и верно, такое заболевание очень распространено среди женщин – по самым разным причинам. К счастью, оно не имеет существенных последствий и довольно легко излечивается.
– Они не разрешили мне добавить сахар в клюквенный сок.
– Надо же, как обидно!
Мы посидели еще немного, но мне показалось, что Сара не соврала, сказав, что теперь у нее все нормально. Когда мы уходили, Эшли еще не вернулась – может быть, и к лучшему. Ежели она так расстроена, как говорила Сара, то злится, вероятно, и на меня тоже. Пусть это не совсем логично, однако логика так редко сопутствует чувствам гнева, печали и психологических потрясений…
– Я вечно забываю, – начала Касс, когда мы направились в палату Эмилии.
– Что забываешь?
– Как ты честна с жертвами.
– С детьми, – поправила я. – Я честна с детьми. И, по-моему, с ними вообще не следует лгать.
– То есть тебе не нужен Санта-Клаус?
– Это другой вопрос. Санта-Клаус не требует, чтобы ему верили.
Мы заглянули в палату Эмилии, и она пригласила нас зайти. Девочка, с одной рукой на перевязи, прохаживалась перед большим окном. Я познакомила ее с Касс, так же как с Сарой, и спросила, как она себя чувствует.
Эмилия фыркнула и опустила взгляд на перевязь.
– Мне не хочется ходить с этой штукой, но они сказали, что так надо.
– Что случилось?
– Говорят, что у меня вывихнуто плечо и… гм… треснуло что-то типа ключицы. Говорят, трещине надо дать время зажить, поэтому мне придется несколько недель держать руку на перевязи. Чтобы все «правильно срослось».
– А чем тебе так не нравится эта повязка?
– Она… она…
– Эмилия, ты не сможешь ошибиться с ответом, если будешь честной.
– Это выглядит так, будто я привлекаю внимание, нуждаюсь в особой заботе, – призналась она, плюхнувшись на край кровати, – или даже показываю всем, как легче всего навредить мне.
– Для тебя ведь уже нашли семью, верно?
И Касс, и Эмилия изумленно глянули на меня.
– Откуда вы узнали?.. Ах, – быстро продолжила она, – они вам, конечно, сказали.
– Никто мне ничего не говорил, но пока ты в больнице, можешь не волноваться о том, что выглядишь уязвимой. Отчасти поэтому ты и продолжаешь лечиться здесь.
– Точно так же она поражала нас в академии, – театральным шепотом сообщила Касс, и Эмилия, как ни странно, хихикнула.
Пробежав пальцами по ленте перевязи, она сдвинула ее в сторону от квадратной марлевой накладки, скрывающей сигаретный ожог.
– У моего папы есть кузен в Шантильи.
– А твой папа и его кузен тесно общались?
– Да, он ведь живет в двадцати минутах езды от нас.
– Я имела в виду дружили ли они? – усмехнувшись, уточнила Касс.
– А-а… ну, иногда они смотрели вместе матчи, но особо не дружили. Хотя я давно знаю его. А еще он заезжал вчера, узнать, хочу ли я жить с ним. Он кажется добрым.
– Что ж, это плюс, верно?
– Мне придется сменить школу. Но… – Эмилия глянула на нас и глубоко вздохнула. – Может, это даже не плохо? Я имею в виду, никто в Шантильи не узнает, что моих родителей убили, верно? Никто не узнает, что я испорчена.
– Ты вовсе не испорчена! – в унисон воскликнули мы с Касс, и глаза Эмилии вновь потрясенно округлились.
– Эмилия, уверяю тебя, – твердо сказала я, коснувшись колен Эмилии тыльной стороной руки, – все это происходило вовсе не из-за твоей испорченности. Твой папа очень долго обманывал тебя; возможно, он даже обманывался сам. Возможно, он убедил себя в твоей испорченности, чтобы не испытывать чувства вины за то, что обижал тебя. Но ты ни в чем не виновата. Уверяю тебя, поверь мне.
– Линкольн, папин кузен, хочет, чтобы я пошла к психотерапевту.
– На мой взгляд, это прекрасно поможет тебе.
– Папа обычно говорил, что к психотерапевтам ходят только извращенцы и слабаки.
– Твой папа во многом ошибался.
Девочка явно задумалась над моими словами, и, решив дать ей время усвоить их, мы простились с ней. Я лишь напомнила, чтобы она звонила Касс, если ей что-нибудь понадобится, – даже просто поболтать.
Закрывая дверь, мы вздрогнули, услышав:
– А вот и вы!
Хотя это оказалась не Симпкинс, а Нэнси, социальный работник.
– Простите. – Отдуваясь, она бежала к нам по коридору. – Не подумайте, что я выдохлась; просто мне не хотелось, чтобы вы ушли, не повидавшись со мной. Одна из медсестер сказала, что вы где-то здесь.
– Вот заехала проведать детей, – сообщила я ей.
– А что вы думаете о встрече с Мейсоном?
– Гм-м… А ему пойдет это на пользу? Учитывая, что мы принадлежим к женскому полу…
– Не надо, конечно, наседать на него, но при сохранении определенной дистанции он воспринимает разговоры довольно спокойно. И даже начал общаться с нами – немного.
– Он начал говорить?
– Писать. Но, честно говоря, я считаю это удивительным успехом.
– Нэнси, вы знакомы с Касс Кирни? Она работает в группе агента Симпкинс.
Нэнси протянула ей руку, и они с Касс обменялись энергичным рукопожатием и выразили удовольствие от знакомства.
– Вчера вечером Мейсон прочитал ту записку, и ему, по-моему, хочется узнать, кто вы, Мерседес. Не знаю, поможет ли ему встреча с вами, но, по меньшей мере, думаю, не повредит. И Тейт тоже согласен.
– Тейт – это ваш коллега?
– Да, он провел с Мейсоном целый день. – Нэнси привела нас по коридору к другой палате и, постучав в дверь, сказала: – Тейт, это Нэнси. Я привела с собой пару агентов.
– Заходите, – ответил добродушный мужской голос.
– Правило этой палаты, – прошептала Нэнси, поворачивая ручку. – За личный занавес нет доступа женщинам. Мальчик, видимо, чувствует себя нормально в несколько изолированном пространстве.
Семилетний Мейсон Джефферс сидел на большой напольной круглой подушке в дальнем углу комнаты. В нескольких футах от него, также практически на полу, сидел высоченный и тощий темнокожий мужчина, скрестив перед собой длинные ноги. Одетые в носочки ступни мальчика упирались в ноги Тейта, чуть пониже колена. При виде нас мальчик съежился, в глазах загорелся огонек страха, но в целом он оставался неподвижным – просто следил за нами, обхватив руками планшет, очевидно, принадлежавший Тейту.
Внешне мальчик выглядел вполне здоровым, не считая, разумеется, излишней, почти болезненной худобы. Я знала, что все не так просто, особенно учитывая то, что Касс рассказала мне в машине, но даже при очевидности его испуга он казался и пугающе спокойным.