мы подключку тёмную не снимем, сил у тебя не прибавится. Но это только на убывающей Луне возможно, да и не за один месяц. Во-вторых, с работы уволиться, иначе всю себя там положишь. В-третьих, буду я приходить лечить тебя. Мне моя бабка некоторые умения передала, говорят люди, что руки у меня целебные. Но ты не думай, что они чудодейственные. Пока тебя тот мир тянет, толка мало будет, но хоть хуже не станет. Вытяну тебя, только если сил хватит твою кабалу сбросить. А в этом я не уверена. Свою жизнь за тебя отдавать не буду, — качая головой, добавила она и вдруг улыбнулась: — Переезжай с Танюшей, девочке здесь понравится, она ведь у тебя не простая, да?

— Да, — подтвердила Алёна, — она бабку Тимура у печи видит. Говорит, что она сидит там, а сейчас беспокоиться начала.

Девушке было непривычно говорить о таких вещах и не бояться, что её посчитают ненормальной.

— А вот это плохо, — вздохнула Евдокия, — бабка с девочкой контакт пытается ладить. Чует, что скоро тебя не станет, а силу-то передать надо, да только Танюшка слишком мала для этого. Вот и беспокоится.

От таких слов Алёне подурнело.

— Ты мне дочь раньше времени не хорони, — строго сказал Степан, — она ещё жить будет и внуков мне дарить.

— А вот это вряд ли, — ответила Евдокия.

— Что вы имеете в виду? — спросила девушка.

— Потом об этом поговорим, — сказала женщина, — сейчас о новой жизни нет смысла думать, коли своя на волоске висит.

— А как же учёба? Тимур? — проговорила Алёна, не представляя, как бросит всё то, из чего состоит её жизнь.

— В училище договориться попробуй, отпуск академический взять по состоянию здоровья, — предложила Евдокия. — А Тимур… тебе себя спасать надо и дочку беречь. Он мужчина: ты его достаточно тянула, свободу для него, можно сказать, выторговала, теперь пора ему и самому за себя отвечать.

— Но я не могу вот так всё бросить, — сказала Алёна, вспоминая, сколько ей стоило отучиться, заслужить уважение на работе и уменьшить слухи в деревне.

А ведь если она в лес уйдёт, все заново начнётся. Да и Тимур её не поймёт, свёкры тем более. В предательницы запишут, и будет ей дорога в деревню закрыта. Если её семья мужа больше не примет, то и ей и жить в деревне станет негде. Дом-то — бабки Тимура. А в лесу с ребёнком не дело, школа ближайшая далеко, и до неё через деревню добираться надо…

— Здесь уж, девочка, тебе самой выбирать, — сказала Евдокия, будто прочитав, о чём думает Алёна, — хочешь оставить всё по-прежнему, неволить тебя не стану. Ты сама ко мне пришла, я тебя не звала. Рассказала так, как вижу. Можешь мне верить, можешь — нет. Хочешь — дальше учись и работай, но когда сляжешь, я уже тебе не помогу, поздно будет.

— А мужа я как оставлю? — спросила девушка.

— Он же тебя оставил? — спросила женщина. — Сам в военкомат пошёл, о тебе не подумал.

— Так он под действием приворота был, — ответила Алёна. — Сам не понимал, что делает.

Ведунья пристально глянула на неё.

— Есть такое, — сказала она, — приворот тот сильный был. Любой другой мужик сломался бы и побежал за приманкой. Но Тимур не простой, кровь бабкина в нём есть, она и противодействовала. Часть приворота нейтрализовала, а вот часть, где сказано было, что если не с Аней, то ни с кем он не будет — не смогла. Поэтому и ушёл твой муж на войну, программа на погибель у него сработала. Но и Аня тоже поплатилась, — продолжала Евдокия, смотря куда-то сквозь Алёну, — ей хороший муж предназначен был, только дождаться его надо было, детки у них бы росли, да поперёк судьбы она пошла: и свою сломала, и вашу.

— А ведьме из соседней деревни, что ей помогала, ничего не будет? — спросила Алёна.

— Так она на себя дурное не берёт, делает так, что если обратка пойдёт, то не на неё, а на заказчика ложилась, — ответила женщина, — но ей всё равно бумеранг вернулся. Уходила она тяжело, неделю ревела, как раненый зверь, но разве это вернёт ваше с Тимуром здоровье?

Алёна вспомнила, что был в глазах той старухи страх, когда она к ней приходила, да только сделанного не воротишь.

Девушка обдумывала всё, что услышала от ведуньи. Оглядывалась кругом, думала, сможет ли здесь жить. Обстановка была очень скромная. И хоть Алёна сама жила небогато, но и дом, и убранство у неё было получше. А здесь одна комнатка, даже их с Танюшкой вещи положить некуда.

Да и что она здесь целыми днями делать будет? Зима впереди, вечера тёмные, ночи длинные. Так хоть на работу и учёбу отвлечься можно. А здесь скука вечная да теснота. Но потом вспомнила, как тяжело ей было на работе в последнее время, как ноги подкашивались да в голове мутнело.

«Если я сейчас всё брошу, как же я потом жить буду? Ни образования, ни работы, ни дома. Здесь я ничего не заработаю, а чем Танюшку кормить, во что одевать? И учиться ей надо… А Тимур без меня пропадёт. Не для того я свою жизнь изменила, чтобы сейчас без мужа остаться».

— Спасибо вам за всё, — сказала Алёна, — я подумаю, смогу ли переехать сюда, и с Тимуром поговорю.

— Твоя воля, — сказала Евдокия, поднялась и, попрощавшись, вышла из избы.

Степан сел на её место.

— Если твой муж согласится — переезжайте вместе, — неожиданно сказал он. — Я в другой дом уйду. Старики в соседнем доме недавно померли, в их избе могу пожить. Или Тимура туда поселим. Ему тоже помочь надо. Вы теперь одной нитью связаны.

— Не согласится он, — ответила Алёна, — не верит он во всё то, о чём с вами сейчас говорили.

— Раз не верит, пусть сидит один, — недовольно ответил мужчина, — ты ради него всё здоровье отдала, а он — не верит!

Девушка молчала. Она сама не до конца верила во всё, что происходило вокруг. Собираясь к лесным, она думала о них, как о своей последней надежде. Считала, что ей достаточно здесь появиться, и всё наладится. Ей дадут ответы на все вопросы, и вслед за этим жизнь нормализуется.

А на деле получилось, что никаких чудес не бывает. За всё в этой жизни надо платить, даже за то, что было совершено по незнанию.

«Волшебной «таблетки» от моих невзгод и болезней не будет, — с грустью поняла Алёна, — а на что я рассчитывала? Это ведь жизнь, а не сказка. Сказка