мать пошла — то и рассказывать нечего. Но незадолго до твоего совершеннолетия, когда уже можно было тебя в наши тайны посвящать, тебе бабка Тимура силу передала и все карты сбила. Не думали мы, что сможет она неродным внучкам отдать. А потом ты в лес пошла по незнакомой тропиночке, по которой никто не ходит, и заблудилась, помнишь? Ведь не просто так: тебя ноги к нам вели, только сила в тебе уже чужая была… Я тебя нашёл, браслет надел, он должен был помочь тебе на нашу дорогу встать. Да в твоей жизни всё так закрутилось, что не до нас тебе стало.

Тем временем Алёна с отцом вышли из густого леса на обширную поляну. С другой её стороны был виден вновь начинающийся лес, но посреди было свободно, стояло несколько домов, не больше десяти, рядом с ними находились хозяйственные постройки и загоны для скотины. В центре виднелись распаханные земли, подготовленные к зиме.

Дома были такие, как Алёна помнила из своих детских воспоминаний: низенькие, из грубо очёсанного круглого дерева, но с очень красивой резной отделкой окон. Такие домики она видела в детских книжках со сказками, поэтому долгое время считала, что эти картины ей приснились, а не были увидены наяву.

Возле домов стояли женщины, которые что-то обсуждали. Алёна чувствовала, что они знают об её приходе.

Девушка шла к ним медленно, собираясь с мыслями. Теперь она даже не знала, о чём просить и как говорить с лесными. Разговор с отцом, случившийся по дороге к их деревне, многое изменил в её понимании ситуации.

Алёна думала, что её примут с распростёртыми объятьями. Ведь они не раз приходили помогать ей без зова и не просили благодарности. А оказалось, что она нарушила неведомые ей, но важные для этих людей правила, и теперь непонятно, примут ли её или отправят домой.

За путь по лесу девушка очень устала. Она давно не чувствовала себя такой слабой и беспомощной. Силы утекали каждую минуту, как в бездонный колодец.

Но по мере приближения к женщинам Алёна чувствовала то тревогу, то лёгкость. Даже идти стало легче. Ей казалось, что она вернулась домой.

Вдруг перед глазами появилась картинка из детства. Алёна увидела себя рядом с ближним домиком: она сидит на корточках, а рядом с ней ходят куры.

За этими мыслями они со Степаном подошли к встречающим их женщинам. Они пристально глядели на неё, но девушка не заметила в их глазах ненависти или злости, как обычно на неё смотрели деревенские. Наоборот, в направленных на неё сейчас взглядах было сожа́лёние.

— Здравствуйте, — тихо сказала Алёна, удивившись, что даже её голос звучит здесь иначе — мягче и размеренней.

— Здравствуй, Алёна, — ответила одна из женщин, и девушка узнала в ней ту, что помогла в родах.

— Спасибо вам, что не бросили меня той ночью, — проговорила она, — я не успела вас поблагодарить.

— Рада, что тогда всё обошлось, — был ответ.

— С чем пожаловала? — менее доброжелательно спросила другая.

— Я хотела попросить у вас помощи, — ответила Алёна, опустив глаза: слишком пронзительным был направленный на неё взгляд.

Она уже давно не выдерживала таких взглядов. Вот когда хорошо себя чувствовала, могла так посмотреть в ответ, что собеседник отводил взгляд, а теперь — нет, ощущала, что не пересмотрит.

— Долго же ты к нам шла, — продолжала женщина.

— Я не знала, куда мне надо, — просто ответила Алёна. — Искала, спрашивала у деревенских, а они только отмалчивались.

— Деревенские нам не товарищи, — сказала собеседница, — нашла, у кого спрашивать.

— Так больше не у кого! — возразила Алёна.

— Ладно, ладно, — вмешался Степан, — давайте мою дочку чаем напоим, выслушаем, а потом рядить будем.

— Да кто её к себе в дом поведёт? — не унималась женщина. — Она же вон что с собой несёт, — она показала куда-то за спину Алёны.

— Я поведу, — сказал Степан, — а ты, Зинаида, если помогать не хочешь, так хоть не мешай. Одна у меня дочка, сама к нам пришла, как вы и говорили, что теперь осуждать? Вы же сами не разрешали мне правду ей рассказать, мол, рано ещё, слишком юная она, современная, не поймёт, на смех подымет. А потом поздно стало…

Женщина, которая уже была знакома Алёне, подошла к ней поближе и взяла за руки. Девушка ощутила прикосновения тёплых ладоней, и от них будто побежали по её венам яркие искорки, разлились по тонким рукам, по напряжённой спине, уставшим ногам.

Но не везде они смогли проникнуть, будто препятствия стояли на пути, ни к сердцу, ни к голове не было прохода. И начали затухать искорки, одна за одной, гаснуть, как звезды на небе, пока совсем ничего от них не осталось.

Женщина, подошедшая к Алёне, всё это время продолжала держать её за руки. И заметив, как искорки потухли, покачала головой.

— Совсем ты себя не бережёшь, девочка, — сказала она. — А у тебя же дочка растёт, как она без тебя?

— Вы тоже меня сразу хороните? — безучастно спросила Алёна.

— Не хороню, а жалею, — был ответ, — не проходит в тебя огонёк жизни, затухает сразу, а это очень нехорошо. Значит, замирает организм, растворяется жизнь.

Девушка испуганно посмотрела на говорившую. Уже не первый раз слышала она такие слова в свою сторону, сначала от врача, только научным языком, потом от сотрудницы на работе, более простым и понятным, и вот опять.

— Вы мне поможете? — с надеждой спросила Алёна.

Женщины переглянулись.

— Мы ведь не колдуньи какие-то, а обычные травницы, видим чуть больше, чем другие, но жизнью и смертью не заведуем, — сказала одна из них.

— А почему же вы меня не предупредили? — спросила Алёна. — Наедине со старухиным наследством оставили.

— Ты нам не пеняй, — сказала та женщина, что была против настроена, — у тебя своя голова на плечах. Если не знаешь, что да как, и лезть не следовало.

— Полно тебе, — перебила её другая, — девочка достаточно натерпелась, и мы могли бы ей подсказать, но боялись, что она в мать пойдёт. А когда отцовская кровь пересилила, то сразу бабка Тимура вмешалась.

Алёна вопросительно смотрела на них. Она не понимала, ждать от них помощи или уходить.

— Кто ж мог подумать, что бабка книги свои спрятала, — продолжила женщина как будто о другом, но Алёна поняла, что это про причины её состояния, — было ей строго наказано: уничтожить их, чтоб больше никому они зла не причинили. И ведь сожгла она что-то, точно помню, легче стало дышать, когда зло это ушло. Но видимо, не смогла она все книги уничтожить, а заклятие охранное