Дорога через тёмный лес по едва видимой в луче отцовского фонаря тропинке казалась Алёне плохим сном. Хотелось проснуться, открыть глаза и вернуться в привычную жизнь, в которой ещё не произошли ссора с мужем и его грубость. События последнего часа были как в тумане, разум отказывался признавать, что всё это было наяву.

Её любимый, выстраданный муж повёл себя самым ужасным образом. А ведь буквально утром текущего дня у них ещё была видимость семьи, а у Алёны — работа и учёба, планы на будущее, текущие заботы, радости и горести. А вот сейчас она оказалась по ту сторону.

Собираясь с утра к лесным жителям за помощью, девушка не думала, что её поход обернётся полным разрушением её привычной жизни. Она лишь хотела получить ответы на свои вопросы, увидеть отца, попросить целебных отваров у местных женщин и вернуться к своей семье и укладу.

Менять всё на корню она не хотела. Жизнь в лесу в крайне аскетичных условиях вместе с незнакомым пожилым мужчиной, называющимся её отцом, и ма́лёнькой дочерью, которой нужно наблюдение врачей, всё ещё казалась ей безумием.

Но она продолжала идти вслед за Степаном. Неся на руках уставшую за день дочку, которой давно пора спать в своей уютной кроватке, а не скитаться по тёмному лесу. Рядом шагал отец, которого она так неожиданно обрела и сразу попала в зависимость от него. Ведь кроме его дома, у неё теперь не было никакого жилья.

«Как это всё могло случиться так быстро?» — вертелось в её голове.

Вернуться в дом Тимура уже не представляется возможным, да и после его поступка Алёна не видела себя рядом с ним. Натерпевшись в детстве тумаков от матери, повзрослев, она твёрдо решила для себя, что никогда и никому не позволить поднимать на себя руку.

Тимур… его лицо, перекошенное необъяснимой злостью, направленной, скорее всего, не на неё, а на свою собственную жизнь, продолжало всплывать перед глазами девушки.

Она с ужасом думала, что было бы, если муж добрался до Танюшки в её отсутствие. Девочка и так замкнулась в себе и стала непохожа на ребёнка, которым была раньше. А ведь она так хорошо отнеслась к вернувшемуся отцу: открыто, с радостью, часто забиралась к нему на колени и обнимала своими ма́лёнькими ручонками. В такие моменты Алёна надеялась, что душа Тимура оживёт. Ведь жар детского сердца огромен и бескорыстен.

«Как мы смогли всё это потерять?», — думала девушка, вспоминая все чувства, что были между ней и мужем.

А потом в голове всплывали картины, что она видела, пока Тимур был в плену. Всё, что происходило там, насколько исковеркало его душу и тело, что возврат к прошлой жизни был невозможен. К сожалению, Алёна поняла это слишком поздно, когда уже обратилась за помощью к тем силам, о которых даже думать не стоит.

— Скоро дойдём, дочка, — услышала она голос Степана.

Он говорил тихо, чтобы не беспокоить Танюшку, заснувшую на руках матери.

Алёна кивнула. Она задумалась о том, что завтра рано утром ей надо быть на работе. Предупредить о своём отсутствии она не могла и не прийти тоже.

— Мне завтра на смену, — сказала она отцу, — ты сможешь посидеть с Танюшкой или работаешь?

— Я только вернулся с ночи, — успокоил он её. — У меня ещё день выходной. Но ты не переживай, у нас женщины ездят на работу в центр, они тебя с собой возьмут, покажут дорогу не через вашу деревню.

Алёна с удивлением посмотрела на него. Она считала, что лесные живут только своим хозяйством. А тут получалось, что и отец всю жизнь работал, и другие жители.

— А что ты удивляешься? — спросил он. — Без денег-то не прожить. На земле не всё можно вырастить. Нужна и одежда, и обувь. Не в шкурах же от зверей ходить. Да и зверей столько не осталось.

Алёна кивнула: думать, что лесные жители живут первобытным строем, было глупо с её стороны.

— Я уже говорил, — продолжал Степан, — от нас идут две тропинки к большим дорогам. Одна к твоей деревне выходит, другая — в стороне от неё. Вот по ней наши и выбираются, когда в центр надо. А дальше автобус. Поэтому вы нас и не видите, думаете небось, что сидим в своём лесу безвылазно.

Алёна кивнула.

— Но вставать рано надо, — продолжал Степан, — завтра подниму тебя, и доедешь с нашими.

— А зачем вы в такую глушь забрались? Если всё равно в центр выбираетесь. Я думала, вам вся цивилизация противна, а вы работать ездите. Ведь если в нашей деревне не нравилось, так можно было сразу в город уехать, чтоб не мотаться, — сказала Алёна.

Степан покачал головой.

— Когда наши родители из деревни уходили, они не собирались с городом связываться. Хотели жить в уединении, чтобы никто им не указ был. В центр тогда никто не ездил, всё своим хозяйством добывали. А вещи свои долго носили. Да только недолго продержались: когда дети пошли, то поняли, что без денег не обойтись. Но переезжать уже не хотели. Привыкли к земле, она здесь и тело питает, и дух укрепляет. Ведь наша деревня не просто посреди леса стоит, это старое место, мне отец рассказывал. Они именно сюда пришли, обосновались на развалинах старого поселения, интересные находки их в земле ждали. Потом тебе покажу: хранится у меня несколько вещиц. Так что хорошее это место, сильное, покидать его не хочется. Да ты и сама поймёшь, коль поживёшь со мной. А девочки здесь рождаются — все со способностями. Травки, коренья от рождения ведают, руками лечить могут. Как им с обычными людьми ладить? Их же сразу ведьмами заклеймят да со свету сживут. Поэтому и живём мы тихо да ладно. К себе не зовём и чужих не трогаем. Только дёрнула меня нечистая с твоей матерью связаться.

Алёна поморщилась от этих слов, а Степан продолжил:

— Но что я говорю: если бы не Машка, то и тебя бы не было, и Танюшки. Как она? Спит? Не устала нести?

— Руки побаливают, — ответила Алёна, — а дочка — дремлет, она завтра долго спать будет. Я уже уйду, когда проснётся, как бы не испугалась…

— Я её займу, — успокоил дочку Степан, — мы с Танюшей почти знакомы. Приходил я к тебе во двор несколько раз, поговорить хотел, да не решился зайти. Зато Танюшку в окне видел, она мне рукой махала, звала… Но вот мы и дошли, сейчас дома будем.

И на самом деле лес расступился, и