Ладно, короче, ни фуражку, ни треуголку, ни картуз-кошелёк не надевая, я отправился на поиски «сестры». Не знаю, какие здесь нравы, но раз уж Я старший брат, значит, должен хотя бы знать, где это на ночь глядя моя Валерка-Антуанетка запропастилась.

Спустившись в фойе я увидел господина Мозеля. Он тоже меня увидел и приветливо улыбнулся:

— Добрый вечер, господин Александр!

— Здравствуйте! — я забыл, как зовут нашего гостеприимного хозяина, поэтому по имени-отчеству обращаться и не стал. — Господин Мозель, а что это за прелестная музыка звучит сейчас?

— Да помилуйте, Александр Константинович! — натуральнейшим образом изумился владелец «отеля». — Ведь это же сестрица Ваша музицирует!

— Да ну! — я тоже изумился, но я больше прикидывался, чем удивлялся. — А я-то думаю, что-то мотивчик такой уж больно знакомый? А это Лерочка!

— Если Вы её ищете, — сказал Мозель. — То они сейчас в большой гостиной. — И он указал направление, куда идти. Ну, в хорошем смысле, конечно.

Пройдя по коридору саженей семь-восемь в сторону дверей, из-за которых доносились «чарующие звуки», я про себя отметил, что так и смог опознать мелодию. Название-то ладно, про автора просто молчу, где мог слышать, вот что я никак не мог вспомнить. Нет, понятно, конечно, что слышал я это где-то в нашем мире. Но вот откуда оно, из фильма какого, или просто переложение старых мелодий на новый лад. Так называемые «вариации на тему»… ну, вот никак. Знакомое что-то, а вспомнить не могу. Хотя, не такой уж я и знаток, по правде-то…

Одна из половинок двустворчатой двери слегка приоткрыта. Я осторожно приоткрыл её ещё сильней. Чтоб голова пролезала. Ну, и просунул её. В смысле голову.

Моему взору открылся зал, я бы сказал, пятнадцать на двадцать пять метров. Блин! Опять метры! Аршины здесь и сажени! Наверное… А в аршинах? Да чёрт с ними, с аршинами этими! Не до них сейчас!

Я осматривал зал. Никаких поддерживающих колонн в нём при беглом осмотре не наблюдалось, не обнаружилось и при более пристальном, потому что их попросту не имелось, не существовало, не было, короче.

Подивившись отсутствию несущих конструкций в центре довольно-таки большого помещения, я подумал, что здесь, возможно, придумали способ делать длинные и прочные перекрытия. Да, что это я?! Тут же строевого леса полно. Сосны в три обхвата! Вот тебе и перекрытия! Забиваю себе башку хернёй всякой, строитель, длин!

Пока я про всякие фермы, балки и перерубы думал, попутно всё-таки заметил, что потолки здесь, в смысле в этом зале, выше, чем в нашем номере. Метра три с половиной… Пять аршин!

А! Ну, да! Когда на второй этаж поднимаешься, там на лестнице ступенек тридцать. Вот! Чё-то гоню я уже…

Народу в зале было человек десять-двенадцать. Кто-то сидел на диванах и стульях, в изобилии наличествовавших в помещении, сидели в основном девушки. Четверо или пятеро молодых людей столпились у рояля, за которым восседала искомая госпожа Малиновская. Рядом я не без удовольствия заметил Татьяну. Она стояла лицом ко мне, и весь её вид говорил о том, что… В общем, нравилось ей как Лерка играет.

Я вошёл. Татьяна заметила моё появление и что-то сказала. Лерка тут же бросила свой рояль и, повернувшись ко мне громогласно произнесла:

— Господа! А это — Саша — мой старший брат!

Я остановился и несколько напряжённо оглядел присутствующих. Представляться никто не кинулся, и я, расслабившись, двинулся к Лерке. Краем глаза всё-таки осматривая присутствующих. Ибо как сказали в фильме «Легенда номер семнадцать», видеть нужно и своих, и чужих, и блондинку в третьем ряду.

Блондинок я «насчитал» трёх, две сидели на диване напротив входа рядом с каким-то блондином, а одна вместе с двумя брюнетками, или шатенками, не разобрал, на другом диване ближе к роялю. Из своих здесь находились только Лерка с Татьяной. А вот все остальные присутствующие были для меня пока ещё чужие.

По мере приближения я заметил, что молодые люди возле рояля, и впрямь ещё молоды. Моложе нас с Леркой уж точно. Да им на вид было лет по пятнадцать. Салажня! И я решил держать марку. Подойдя к «сестре», я бережно взял её правую руку, просто она сидела ко мне правым боком, поднёс к губам, одновременно наклоняясь сам, и нежно, но очень буднично поцеловал её пальцы. Потом так же неспешно разогнувшись, посмотрел ей в глаза, и бархатным голоском осведомился:

— Что ты сейчас играла, душа моя?

«Душа моя» не дрогнув ни единым мускулишкой на мордашке, сообщила, похоже, только мне:

— Вальс «Голубой Дунай».

— Вот как? — недоумённо брякнул я. И тут же смущённо добавил: — Представь, я не узнал.

Я не считал себя знатоком музыки, но «Голубой Думай» я знал. Ну, в том смысле, что я бы смог его опознать, если бы услышал. Чёрт! Так я ведь сейчас Лерку подставил перед «публикой», типа она играет не правильно. Но она и сама неплохо выкрутилась:

— Саша, да как же ты его узнаешь?! Ведь он и написан-то не для фортепиано, а тут не рояль и даже не пианино. Это же клавикорд. Он звучит совсем по-другому.

— Серьёзно? — спросил я с озабоченным видом, как будто и в самом деле что-то понимал.

— Да-а-а… — она сделалась грустной-грустной. — Видишь, ты даже не узнал, дедушкин любимый вальс… — она чуть-чуть помолчала, чтобы все могли проникнуться. — Я прямо не знаю, как быть со всем остальным. Ещё чего доброго, господа подумают, что я играть не умею.

— Ну, что ты такое говоришь?! — я должен был её как-то «утешать», но понятия не имел, в чём состоит проблема, из которой Лерка тут собирается трагедию создать.

— Господа! — с извиняющимся выражением лица обратилась она к присутствующим. — Меня учили играть на другом инструменте… — тут она начала чуть-чуть приободряться. — У фортепиано и строй другой и клавиш больше.

Про клавиши я сразу заметил, что их чуть ли не вполовину меньше, да вообще роялина эта какая-то не правильная. Может на ней точно не стоит играть? А Лерка продолжала, вроде бы и оправдываясь, но уже уверенно:

— У фортепиано звук по-другому извлекается, здесь на клавикорде такой щипок по струне делается, — и она пальчиком показала как. — И поэтому тут нельзя громче или тише играть. А на рояле или на пианино… — похоже до Лерки дошло, что она сейчас много лишнего сказала. — На фортепиано, в общем, там молоточки по струнам ударяют, там можно…

Она помолчала, ожидая хоть какой-то реакции от публики, но те явно не врубались. Да, чё они?! Я ни хрена не врубался!

— И очень быстрые вещи тоже не получатся, — подытожила пианистка.

Но это я только подумал, что она подытожила, она же глядя на меня выдала:

— «Полёт шмеля»… — и так выразительно развела руками, как будто это произведение погибло навсегда. — Там же везде шестнадцатые доли, а в некоторых местах и тридцатьвторые и даже шисятчетвёртые…

Что такое «полёт шмеля», я тоже знал. Вернее я знал как оно звучит. Батя как-то раз дал послушать, как его на гитаре какой-то мэн лабал. Бали-и-ин!!! Реально впечатляет! Вертуоз!