Воде»[822]. По всей вероятности, указанные районы использовались большеордынскими кочевниками в качестве летовок и в более ранний период. Таким образом, область «Семеновых людей» представляла из себя типичную для литовско-ордынского пограничья территорию, находившуюся в совместном хозяйственном использовании как кочевым, так и оседлым населением.

В этой связи возникает вопрос об обстоятельствах и причинах требований Менгли-Гирея к Казимиру IV Ягеллону в посольских грамотах 1480 и 1484 гг. о возврате вышеуказанных земель. Формальным предлогом для выдвижения территориальных претензий к властям ВКЛ правителя Крымского улуса могла послужить гибель хана Ахмата в результате набега тюменского (шибанидского) хана Ибака в 1481 г., вызвавшая дезорганизацию Большой Орды и временное принятие наследниками Ахмата (Муртазой и Саид-Махмудом) покровительства крымских Гиреев[823], что позволило последним выдвинуть претензии на владение пограничными с Литвой землями Днепровского левобережья.

Еще одной причиной стремления Менгли-Гирея восстановить фактический контроль над землями Ворскло-Самарско-Донецкого водораздела являлась хозяйственная необходимость иметь беспрепятственный доступ к пастбищным угодьям, необходимым для летних перекочевок улусов крымских татар. По сведениям, зафиксированным в актах московско-ногайской переписки XVI в., доступ к лесостепным районам крымско-литовского пограничья был жизненно важен для ведения скотоводческого хозяйства кочевников Крыма. Так, в письме московского государя Ивана IV, направленном в 1560 г. ногайскому мурзе Исмаилу, отмечался факт необходимости летне-осенних перекочевок крымчаков в северном направлении для спасения поголовья скота от бескормицы: «А в осень бы тебе идти того для, занже Крымским людем всем в Перекопи с лошадми и з животиною осеновати нельзя, того тебе и самому ведомо, что в Перекопи в два времена, середи лета и в осень, людеи Крымским всем с лошадми и з животиною прокормится нельзя. Выходят за Перекоп и за Днепр, переходят к Черному лесу, и тут стоят прокармливаются…»[824] Согласно летописным сообщениям, «Черный лес» располагался на территории Днепровского левобережья, в междуречье Сулы и Ворсклы, то есть несколько севернее территории «Семеновых людей»[825]. Указанный фактор, имевший не только хозяйственно-экономическое, но и военно-политическое значение (боеспособность крымской конницы), по всей вероятности, являлся основной причиной ультиматума Менгли-Гирея, вероятный отказ в удовлетворении которого явился дополнительным стимулом к заключению направленного против Литвы московско-крымского союза.

Подводя итог, следует констатировать, что во второй половине XIV – первой половине XV в. происходит переход лесостепных регионов, ранее находившихся в составе ордынских улусов, под административный контроль ВКЛ, а также Рязанского и Московского княжеств. К таковым регионам следует отнести земли Среднего и Верхнего Побужья (Подольское удельное княжество Кориатовичей), Среднего Поднепровья и Посеймья (Киевское удельное княжество), а также Верхнего Подонья (Елецкое княжество, «место Тула») и Среднего Поочья (мордовские и татарские «места»). Административной особенностью этих владений являлся факт регулярной уплаты с их земель ордынского «выхода» и торговой пошлины (тамги), сбор которых контролировался «татарскими» фискальными чиновниками (даругами). Вместе с тем насущная необходимость обеспечения беспрепятственного доступа кочевников Большой Орды и Крымского ханства к пастбищным угодьям ряда районов южнорусской лесостепи, с одной стороны, и заинтересованность в земледельческой колонизации плодородных регионов лесостепного Черноземья со стороны властей ВКЛ и Московского великого княжества – с другой, создавали объективные предпосылки для начала продолжительного военного противостояния между вышеобозначенными государственными образованиями за контроль над районами русско-ордынского пограничья. Данное обстоятельство препятствовало стабильному хозяйственно-экономическому развитию регионов южнорусской лесостепи в позднеордынский период и в конечном счете послужило причиной их постепенного демографического упадка и запустения, происходившего на протяжении всего XV в.

§ 5.2. «Служилые татары» и казаки литовско-ордынского и рязанско-ордынского пограничья

Одним из последствий дезинтеграции Золотоордынского государства в конце XIV – первой половине XV в., сопровождаемого общими кризисными явлениями в экономической и социально-политической жизни Джучидской державы, являлся феномен переселения значительных групп кочевого населения, в ряде случаев возглавляемого представителями ордынской аристократии, на территорию соседних государств. Этот процесс привел к возникновению на землях пограничных со Степью регионов ВКЛ, а также Московского и Рязанского княжеств отдельных административно-территориальных образований, обладавших особым политическим статусом и полиэтничным населением.

Рассматривая проблему обстоятельств возникновения «татарских княжеств» на южных и юго-восточных рубежах державы Гедиминовичей и княжеств Северо-Восточной Руси, прежде всего следует отметить особый, «кондоминальный» статус вышеуказанных пограничных территорий, сохранявшийся и в позднеордынский период. Данный статус позволял претендовать на владение определенными районами лесостепного пограничья представителям ордынской знати в качестве наследников родовых ленов.

Немаловажным фактором, способствовавшим появлению владений «служилых татар» на землях лесостепного пограничья ВКЛ и Московского княжества, являлся кризис системы административно-государственного устройства Золотой Орды, сопровождавшийся перманентными междоусобицами между различными группами кочевой аристократии. Терпевшие поражения представители золотоордынской правящей элиты неоднократно обращались за военно-политической помощью к литовским и московским князьям, что, в свою очередь, легитимизировало статус последних как суверенных государей, обладавших правом заключения политических соглашений, в том числе о приеме на службу «дворов» ордынских ханов и эмиров в качестве пограничных федератов.

В частности, после военного разгрома Тимур-ленгом основной территории Улуса Джучи (1395 г.) и захвата власти в Золотой Орде Тимур-Кутлугом и Идеегем утративший власть хан Токтамыш вместе с оставшимися сторонниками откочевал на пограничные со Степью территории ВКЛ[826]. Аналогичным образом в середине 20-х гг. XV в. поступил правитель Большой Орды – Улуг-Мухаммед, ушедший на земли Великого княжества Литовского после поражения в военном противостоянии с одним из сыновей Токтамыша – Шахрузом. Полученные Улу-Мухаммедом территории, по всей вероятности, являлись пограничным уделом, выделенным великим князем литовским Витовтом своему союзнику в качестве временного владения в обмен на участие «татар» в военно-политических мероприятиях правителя Литвы[827]. Об этом, в частности, свидетельствует сообщение Вологодско-Пермской летописи, согласно которому Витовт, готовясь в 1426 г. к походу на Псков, «у царя Махметя (хана Улуг-Мухаммеда. – Л. В.) испроси двор его»[828].

К самым ранним из фиксируемых письменными источниками владений кочевых федератов, возникших на литовско-ордынском пограничье, следует отнести владение Мансура Кията, являвшегося, согласно информации официального родословца князей Глинских, сыном беклярбека Мамая[829].

К настоящему времени в исторической науке не сложилось однозначного мнения о достоверности сведений, содержащихся в родословном списке этого аристократического клана. Последние по времени исследования А.А. Шенникова и В.В. Трепавлова позволили признать исторически недостоверной значительную часть информации, присутствующей в генеалогических списках знаменитого рода русско-литовских аристократов[830], что тем не менее не снимает проблему реконструкции обстоятельств появления вышеуказанного феодального образования на южных рубежах ВКЛ.

Согласно сведениям, содержащимся в Пространном списке родословной Глинских, откочевка орды сына и внуков Мамая на литовское пограничье произошла сразу после Куликовской битвы: «…после Донскаго побоища Мамаев сын Мансур-Кият князь зарубил три городы – Глинеск, Полдову (Полтаву. – Л. В.), Глеченицу (Глиницу. – Л. В.). Дети же Мансур-киятовы, меньшой сын Скидерь, поимав стадо коней и верблюдов и покочевал в Перекоп, а