Рязанским княжеством оставались владения в районе «Романцево с уездом и что к нему потягло», а также «татарские и мордовские места», присоединенные к Рязани еще в XIV в.: «А что будет отнял прадед твои, князь велики Олег Иванович, Татарские места и Мордовские, ино то твое и есть. А нам великим князем не вступатися»[802].

После смерти Федора Васильевича Рязанского в 1503 г. все земли Рязанского княжества на Верхнем Дону, согласно его завещанию, переходят под контроль Москвы[803]. В то же время следует отметить, что неопределенность политического статуса территории Донского правобережья прослеживается вплоть до середины XVI столетия. В духовной грамоте Ивана III не были упомянуты Тула и другие «татарские места»[804]. Причиной этого, по всей вероятности, являлись территориальные претензии на ряд пограничных с ордынскими кочевьями регионов южнорусского лесостепного пограничья со стороны крымского хана Менгли-Гирея. В пользу данного предположения свидетельствует информация, содержащаяся в ярлыке правителя Крымского юрта, выданного им в 1506 (или 1507) г. Сигизмунду I, согласно которой верхнеокские и верхнедонские земли передавались во владение правителю Польско-Литовского государства[805]. Вместе с тем следует отметить, что масштабное хозяйственное освоение земель Верхнего и Среднего Подонья русским земледельческим населением начинается лишь в последней четверти XVI в. Данное обстоятельство объясняется наличием затяжного военного противостояния Российского государства с Крымом, которое не позволяло московским государям окончательно закрепить вышеуказанные земли в качестве наследственных владений[806].

Столь же затруднительным является вопрос о периодизации административной принадлежности Тульских земель. По мнению ряда исследователей, «место Тула» переходит под контроль Москвы после победы на Куликовом поле в 1380 г.[807] Однако уже в 1402 г. московский князь Василий I по договору с Рязанью обязывался «не вступаться в Тулу», уступая этот пограничный район рязанскому князю Федору Ольговичу[808]. Данный факт может являтся свидетельством того, что земли в бассейне р. Упы в последней четверти XIV – начале XV в. не имели четкой территориальной принадлежности. Согласно результатам исследования проблемы политической принадлежности «места Тулы», указанная территория на протяжении всего XV в. продолжала юридически оставаться «татарскими землями», которыми можно было номинально владеть, но которые нельзя было ни продать, ни завещать[809].

Очередные изменения административно-политического статуса «места Тулы» и ряда других территорий литовско-рязанского пограничья происходят во второй половине 20-х гг. XV столетия. По условиям докончания, заключенного между литовским князем Витовтом и рязанским князем Иваном Федоровичем, предположительно в 1427–1428 гг. из Рязанской земли были «вынуты» Тула, «Берестеи, Ретан(ь) с Паши, Дорожен, Заколотен Гордеевьской»[810].

После смерти Витовта в 1430 г. вышеобозначенные районы возвращаются под административный контроль Рязанского княжества. Согласно тексту московско-рязанского договора 1434 г., «Тула и Берестеи» были признаны владением рязанского князя Ивана Федоровича[811]. В последующем рязанская принадлежность данных земель подтверждается и в аналогичном договоре между Москвой и Рязанью, заключенном в 1447 г.[812]

Разгром Золотой Орды Тамерланом в 1395 г. привел к распаду Джучидского государства и всплеску междоусобных конфликтов между беклярбеком Идигу (Едигеем русских летописей) и ханом Тимур-Кутлуком с одной стороны, и рядом претендентов на ханский титул (Токтамышем, Джанту, Куйурчаком) – с другой[813]. В первой трети XV в., на фоне климатических катаклизмов и вспышек эпидемий[814], а также ожесточенной борьбы между Токтамышевичами, Идигу и его сыновьями, Тука-Тимуридами и другими группами ордынской знати[815], происходит активизация дезинтеграционных процессов на всем пространстве Дешт-и-Кыпчака. В результате непрекращающихся военных конфликтов во второй половине 30-х гг. XV в. происходит окончательная дезорганизация всей государственной системы Улуса Джучи с образованием в степях западнее Волги квазигосударственных объединений Кучук-Мухаммада, Сайид-Ахмеда, а также Казанского улуса Улуг-Мухаммада в Среднем Поволжье и выделившегося к 1440-м гг. Крымского юрта[816]. Границы указанных степных объединений являлись неустойчивыми и менялись в зависимости от военно-политической ситуации.

В частности, во второй половине XV в. власти ВКЛ включают в состав своего государства обширные лесостепные территории к востоку от Днепра, занимавшие, по оценке Ф.М. Шабульдо, пространства от русла Овечьей Воды на юге до Тихой Сосны на севере, ограниченные с востока верховьями Овечьей Воды, Самары, Орели и Северского Донца[817]. В ярлыках правителей Крымского улуса, составленных в 80-х гг. XV в., эти земли обозначены как места расселения так называемых «Семеновых людей».

Обстоятельства перехода вышеуказанного региона под формальную юрисдикцию Гедиминовичей не получили отражения в дошедших до нашего времени источниках и могут быть лишь отчасти реконструированы посредством анализа общеполитической ситуации, сложившейся в степях Северного Причерноморья во второй половине XV столетия. Так, согласно гипотезе Ф.М. Шабульдо, после разгрома и пленения литовцами хана Большой Орды Сеид-Ахмеда на Волыни его владения в Днепровском левобережье переходят под непродолжительный контроль крымских Гиреев в 1455–1456 гг. В результате последующих дипломатических договоренностей эти территории были уступлены Хаджи-Гиреем Великому княжеству Литовскому и вошли в состав владений удельного киевского князя Семена Александровича (Олельковича, годы правления 1454–1470)[818].

Сведения о «пожаловании» правителем Крыма так называемых «Семеновых людей» одному из представителей рода Гедиминовичей содержится в ярлыке Менгли-Гирея польскому королю и великому князю литовскому Казимиру IV Ягеллону от 15 октября 1480 г. Ханская жалованная грамота содержит сообщение об обстоятельствах перехода под власть Литвы земель Днепровского левобережья: «Штожъ отецъ мои Ажъ Киреи, царь, князю Семену котории подавалъ люди, тыя люди мне бы отъдалъ»[819]. Повторное требование передачи «Семеновых людей» под административный контроль Крыма было высказано в ярлыке Менгли-Гирея Казимиру IV, переданном с посольством в 1484 г.: «Што жъ царь, отецъ мои, князю Семену што данъ людъ, ты король, братъ мне, брату своему, отъдаси»[820]. Таким образом, допустимо высказать предположение о мирной передаче Хаджи-Гиреем части захваченых им владений Сеид-Ахмеда в пожизненное ленное владение Семену Олельковичу. После смерти последнего наследниками Хаджи-Гирея были предъявлены владельческие права на возвращение указанных в грамоте земель.

Рассматривая проблему государственной принадлежности пограничных территорий, следует отметить, что административный контроль киевских князей над лесостепными районами Оскольско-Донецкого и Донецко-Самарского междуречий носил достаточно условный характер вследствие расположения на этих землях летних кочевий татар. По оценке М.Г. Сафаргалиева, во второй половине XV в. территория Большой Орды на землях Днепровского левобережья доходила до бассейнов р. Мерли, Оскол и Северский Донец, включая земли в бассейнах р. Самары и Овечьей Воды[821]. В целом данный тезис исследователя подтверждается информацией, содержащейся в актах московско-крымской дипломатической переписки 90-х гг. XV в., согласно которой степные и лесостепные районы левобережного Поднепровья в конце XV в. входили в состав владений наследников правителя Большой Орды. Северная часть кочевий Ахматовичей в 1580—1590-х гг. располагалась на р. Мерли «близко Колман, на Осколе, да на Донце», а также «по Самаре, и на Овечьей