– Ненавижу! – крикнула Долорес. – Ненавижу! – Она вцепилась в гриву своей несущейся галопом лошади. – Будь проклят этот мерзкий мир! Ненавижу его!

– Пригнитесь! – напомнил Брент. – Ниже! Ниже!

Долорес и Стиви послушно пригнулись. Брент оглянулся.

Длинный уже подъехал к белому жеребцу и спешился.

Очередной хлопок. Пуля вжикнула над головой.

– Вонючие ублюдки! – крикнул Стиви. – Тупые мексиканцы!

Вогнав в землю каблуки черных сапог, стрелок прицелился в далекий черный прямоугольник, спустил курок, передернул затвор и выстрелил еще раз.

– Попал водителю в шею! – крикнул Штукарь.

Крошечная черная коробка вильнула в сторону и пропала в синем дыму.

Длинный забросил винтовку на левое плечо и вытащил Иветту из-под навалившегося на нее тела отца.

Тонкие пальцы высунулись из-под одеяла, сжали громадную правую руку старика и разжались.

Стрелок опустил женщину на землю, уложил Плагфорда-старшего поперек седла, закрепил тело, усадил Иветту к себе и поспешил вперед.

Брент посмотрел на север. На ящике у заднего борта громыхающего фургона сидел Штукарь. Лица негра ковбой не видел.

Впереди растянулся хребет Гран-Манос. Восточные склоны пламенели в солнечном свете, резко выделяясь на общем синем фоне. Весь ландшафт выглядел гигантским грубым орнаментом с подсветкой белого огня, грозящего выжечь глаза всякому посмевшему глянуть выше пиков.

Ковбой чувствовал себя маленьким, никчемным и слабым.

Иветта посмотрела на высокого худощавого мужчину, державшего ее на руках. Бо́льшую часть его лица скрывала резиновая маска, и только за окулярами, забрызганными кровью, виднелись голубые глаза. В сердце хормейстерши шевельнулось беспокойство, и она поспешно отвела глаза от темной фигуры.

Откуда-то сбоку появился сияющий белый конь. Седло огибала громадная дуга плоти, бывшая еще недавно Джоном Лоуренсом Плагфордом. Руки и ноги почти касались земли и раскачивались, словно оборки платья.

За живым катафалком шла на привязи гнедая кобылка под дамским седлом, на которой Иветта не ездила со времен свадьбы.

– Отец умер, да?

– Да.

Иветта поежилась.

– Это они его застрелили?

– Они.

Сухой жесткой рукой она вытерла глаза.

– Я помолюсь за него.

Добрый и любящий отец был неверующим и совершил много ужасных грехов, и хормейстерша сомневалась в действенности вознесенных за него молитв.

– Помолитесь, – сказал высокий сухощавый мужчина.

Иветта закрыла глаза и постаралась вспомнить те слова, что произносил преподобный Джонстон на похоронной службе по Роджеру Филду, но отравленное тело возопило, как изголодавшийся попрошайка. Сработанный Господом – с облаками, горами, деревьями, церквями, семьями, лошадьми, собаками, жучками-червячками, болезнями, насилиями и убийствами – мир съежился до кончика иглы, откуда капал спасительный эликсир.

Женщина, забывшая свое имя, открыла глаза и посмотрела на незнакомца.

– Мне нужно лекарство.

– Сколько времени прошло с тех пор, как вы приняли последнюю дозу?

– Я получила совсем чуточку ночью и ничего больше за последние четыре дня. Этого…

– То есть вы пережили отмену?

– Да, но…

– Вы прошли самое трудное.

– Мне нужно немного сейчас.

– Не спорю.

– Найдите что-нибудь. – Иветту начало трясти. – Меня уже тошнит. – Ее скрутила судорога, левая нога непроизвольно дернулась.

Высокий худощавый мужчина молча отвернулся.

Женщина, забывшая свое имя, опустила тяжелую голову и попыталась отпустить душу.

* * *

Иветту разбудил треснувший под копытом камень. Далеко впереди конные насекомые – братья с сестрой и высокий блондин, не пожелавший смотреть на нее голую, – поднимались по крутому склону вслед за семейным фургоном. С копыт срывались и скатывались вниз мелкие камешки и песок.

Иветта подтянула свое холодное сырое одеяло.

– Шел дождь?

– У вас лихорадка, – ответил высокий незнакомец.

– Это потому, что мне нужно лекарство. Я умру! Как вы не понимаете! – Она дважды содрогнулась и скривилась от подступившей к горлу тошноты. – Мне нужно лекарство!

Из носа вытекла и упала капля прозрачной жидкости. Конные насекомые оглянулись.

– Как Иветта, в порядке? – спросил Брент.

– В порядке, – ответил высокий незнакомец.

– Я умираю! – крикнула Иветта брату.

Незнакомец посмотрел сверху вниз.

– Вам надо отдохнуть.

– Ты дьявол! Так я и знала! – Кожа у нее горела, в нос лез запах серы. – Дьявол во плоти!

Высокий незнакомец погладил ее по лбу.

– Где Сэмюэль? Ты знаешь, что с ним случилось? Почему он… Почему его нет здесь?

– Вам нужно отдохнуть.

– Я умираю!

Вороная достигла вершины хребта. За ним поднялся и белый с телом отца. Женщина, забывшая свое имя, зажмурилась, свернулась в комочек на руках дьявола и услышала шипение.

Тьма разрасталась.

* * *

Двадцатидвухлетняя Иветта Плагфорд в скромном изжелта-коричневом платье решительно миновала распашные двери салуна Бесс Хэк в Сан-Франциско. Вынырнувшие из опущенных плеч головы повернули в сторону новенькой водянистые глаза, одновременно снулые и очухавшиеся. Блондинка обвела взглядом стойких борцов с трезвостью, вознамерившихся одолеть ее еще за два часа до полудня среды. На высоком табурете восседал, уже растекаясь свечой, Гюнтер Линдерсон, шестидесятидвухлетний мастер игры на органе.

– Мистер Линдерсон, – произнесла Иветта, подойдя к нерадивому органисту.

Швед оторвал от рук сплющенное лицо и повернулся.

– Мисс Плагфорд. – Глаза его были красны, от одежды пахло прелью августа.

– Я не намерена читать вам нотаций…

– Обычно все нотации с этого и начинаются.

– У нас совершенно нет времени. Вам полагалось находиться в церкви еще тридцать минут назад. От вас многое зависит.

– Зато я независим.

– Вы пьяны, вот в чем дело. Идемте. – Хормейстерша схватила шведа за правый локоть и потащила.

Мистер Линдерсон остался на месте.

Иветта посмотрела на дородную и крепкую хозяйку, Бесс Хэк, свою извечную соперницу.