младшим фигурам? Да и зачем вообще было прибегать к столь сложной схеме, когда во все времена подобные сообщения отправлялись куда более примитивными, но не менее кровавыми способами?

Я поморщился. Предположение с заговором вокруг Гладкого казалось… слишком мелочным для такой уважаемой организации, как «Уроборос-гуми». Наверное, я снова усложняю… Скорее всего, могучая казоку из центра и правда опекает дом Лоло, и в обычном рабочем режиме поспешило скрыть следы необъяснимого ночного происшествия, чтобы не привлекать внимание «Голубого Лотоса».

Я вздохнул и погладил под перчаткой кольцо.

Меня. Это. Не. Касалось.

И точка.

Значит, пришла пора вернуться к началу — дело Гладкого почти закрыто. Я не только нашел парнишку, но и выяснил причину его гибели. Во всяком случае, если верить Симайне…

Второе дело тоже сдвинулось с мертвой точки, благодаря счастливому (надеюсь) стечению обстоятельств. И пусть кулон оказался непростым и заставлял мозги кукуга кипеть, словно суп, я выполню свою работу, найду безделушку и отдам Перстням. Взамен на деньги, естественно.

А это значило, что нужно еще на какое-то время забыть про мокрые портянки и боль от побоев, собрать силы и двинуть в Задворки, в комплекс «Алый рассвет», среди уличной швали известный, как «Киноварь». В жалкий узкий овраг на окраине Ишель-фава, где в десятиэтажках из говна и палок живут работяги, обеспечивающие Колберг и прилегающие территории дешевой рабочей силой. Увы, это неблизко и даже не граничит с Под-Глянцем, но Симайна просто не знала других перекупов, кроме как некий Куирколь из подслушанного разговора.

Вынув полегчавшую флягу, я приподнял маску и одним глотком прикончил остатки паймы. Охнул и занюхал рукавом, все еще носящим смесь парфюма кукуга и едкой гари из фаэтонного салона.

Карта подсказала, что до Задворок я доберусь на транзите — две станции на север, пересадка, и одна на запад. Значит, крутанусь еще до того, как на улицы выйдут ночные патрули тетронов. И буду надеяться, что беглая онсэн больше никому не успела рассказать про свою продажу. И не наследила…

Отлепившись от аптечной стены, я поддернул рюкзак и зашагал к ближайшей станции сквозного транзита. Гендо непрерывно сигналили, пешеходы шипели и бранились, над головами с гудением проносились фаэтоны.

Мелькнула мысль, не связаться ли с Нискиричем и не запросить ли поддержку? Уверен, старик будет рад послушать свежие сплетни про казоку всегородского масштаба… Но я тут же отмел идею, как глупую и пустую. Прорвусь, не впервой! И без всякой помощи «Детей». А сомнительными новостями и домыслами всегда успею поделиться позже.

Однако, как говорят старики, «помяни демона — запирай двери», всерьез считая, что мысль материальна. Вот и моя, видимо, молнией рванулась над бурлящим гнездом, донеслась до Бонжура, где угодила в точности в седеющее ухо грозного отчима. Потому уже через полсотни шагов он сам дал о себе знать…

Глава 9. ВОДА ПОДСТУПАЕТ

Запястная «болтушка» ожила на подходе к транзитной станции «Пепелище». С непрошенным раздражением прочитав на дисплее имя вызывающего, я вздохнул и начал искать укромное место для разговора. Когда меня тревожит беспокойная Сапфир, это одно, но когда приходит сигнал от Нискирича… такие вызовы не сбрасывают и не оставляют якобы незамеченными.

Переступая через змеящиеся под ногами хвосты пешеходов, я отступил в узкую щель между торговыми палатками с пользованными консолями для нор и фаэтонов. Убедившись, что никому не мешаю, подтянул рукав пальто еще сильнее, задрал очки, поднял запястье к лицу и ответил.

Над гаппи тут же появился свето-струнный слепок главы «Детей заполночи» — здоровенного немолодого чу-ха с вытянутой мордой и неоднократно ломаным носом.

Нискирич фер Скичира был настоящим породистым пасюком с угольно-черной шерстью и длинными вытянутыми ушами, а шрамы на его теле и голове недвусмысленно указывали, какими путем и средствами он добился своего места в жизни. Левый глаз моего покровителя слегка косил, поэтому в камеру гаппи тот смотрел чуть искоса, словно отвлекаясь на что-то за кадром.

— Куо-куо, мой славный мальчуган! — Нискирич жизнерадостно оскалился, его протяжный бас знакомо завибрировал в моем заушном динамике. — Ты не голоден?!

Одевался он скромно, предпочитая очень плотную темно-синюю джинсу (родную сестру наждачной бумаги), из которой заказывал себе штаны, жилеты, рубашки и приталенные куртки. Наверное, даже пижамы и трусы, но это не точно.

Потертая от времени черно-желтая жилетка казоку-хетто выглядела произведением искусства — расшитая личными портными в мелкий геометрический узор, она была украшена одиноким металлическим значком, тусклым и исцарапанным.

Прочих украшений старший фер Скичира не носил вовсе, если не считать кольца с выпуклым символом судейского молотка, но его на толстом пальце черногривого чу-ха видели лишь на крупных собраниях организации.

В белых зубах Нискирича покачивался изжеванный огарок — в отличие от большинства обитателей Юдайна-Сити, старшее «Дитя» не жевал «бодрячок», а терпеливо вымачивал, раскатывал в тонкие листы, а затем скручивал в плотные трубки и уже эти оковалки поджигал. Вот и сейчас слепок был слегка замутненным от клубов серого дыма.

— Пусть будет добрым твой день, Нискирич, — улыбнулся я, надеясь, что вышло не шибко кисло.

— Парень! — тот крякнул и подался вперед, почти вплотную придвинув черный глаз к объективу. — Сколько раз я просил называть меня отцом?!

— Хорошо, отец. — Новая улыбка вышла еще более скомканной и пожухлой, но Скичира не заметил. Или сделал вид, что не заметил…

Откинулся на высокую спинку кресла, и по виду за спиной чу-ха я узнал его рабочий кабинет.

— Как дела, сынок?! — без докучливых реверансов начал он, и было очевидно, что это не просто вежливая форма речи. — Давай, поделись, как проходит денек? Все ли благополучно, все ли спокойно?

— День проходит чудесно. — Сохраняя терпение и стараясь не думать об утекающих минутах, ответил я. Смотрел при этом на шумную улицу, чтобы нашей беседе не помешал случайный зевака. — Я вымыл уши, клянусь. И про завтрак тоже не забыл.

— Все паясничаешь? — Нискирич прищурился и жадно затянулся пожеванным обрубком. — Завязывай, малой, ты же не ребенок!

— Ладно, прости… — Свободной рукой я почесал подбородок под маской и действительно испытал укол вины. — Непростой день, много работы. Но в остальном все в порядке. И ты отлично знаешь, до чего мне нравится, когда ты вот так издали заходишь, чтобы узнать что-то…

Внезапная догадка тревожно перехватила мое дыхание:

— У «Детей» что-то случилось?!

Заметив реакцию, Нискирич прищурился и навалился на рабочий стол, вновь заполняя кадр.

— Случилось? А это ты, Ланс, мне скажи.

И знакомо улыбнулся. Неторопливо и во все двадцать зубов, за которыми весьма ревностно ухаживал. На какое-то мгновение слепок над моим запястьем