Но устраивать сцену в присутствии стольких магов и впрямь не казалось разумным. Несмотря на внутреннее сопротивление, Рэн не сказала ни слова, когда Тэмсин поднялась, так и не притронувшись к рагу. Исток смотрела, как подол зеленого плаща Тэмсин ускользает по винтовой лестнице, ведущей в комнаты наверху. Зачарованная скрипка тихонько, неторопливо наигрывала что-то знакомое, и эта мелодия болезненно задевала что-то в сердце Рэн.

Сестра-близнец. Походило на странную шутку. Вот только боль, затаившаяся в глазах ведьмы, не имела ничего общего с забавами.

Рэн сунула в рот остатки слойки. Утром ведьму ждет шквал вопросов. И прежде всего один: почему, заговорив о сестре, Тэмсин коснулась чего-то вроде книги в кармане плаща?

Мир тонул во тьме.

Тэмсин выглядывала из-за занавески, дожидаясь света, но солнце остановило свой бег. В небе было пусто. Тихо.

Ведьма выдохнула, зажигая на ладони крошечный огонек. Рэн еще спала, разметавшись. В комнате было две маленькие кровати, стоявшие друг напротив друга, и Тэмсин провела ночь на одной из них. Исток изрядно пошумела, собравшись спать: она вздыхала, фальшиво кашляла, с грохотом швыряла ботинки через комнату. Но Тэмсин не шевельнулась, пока не услышала, что дыхание Рэн замедлилось.

Ведьма не собиралась поддаваться. Хотелось удержать правду о Марлине в самом сердце – как последнюю надежду что-то почувствовать. Но, когда Рэн произнесла имя сестры, Тэмсин не выдержала.

Это облегчение, вызванное маленькой правдой, стоило ведьме контроля над положением. Она обулась и накинула плащ; потом, стараясь не тревожить огонек, выскользнула в скрипучую дверь чердачной комнатушки.

Тэмсин получила здесь больше, чем могла бы рассчитывать в любой другой таверне. Постели были мягкими, а к комнате даже прилегала настоящая ванная – совсем маленькая вроде каморки, и все же Тэмсин наконец смогла вымыться, расчесать волосы и переменить одежду, которую носила уже много дней. Платье уже начало немного пахнуть. Ведьма понимала, что никогда не сможет выразить, как благодарна хозяйке за ее доброту и неизменную верность, пусть и незаслуженные.

Войдя в ярко освещенный главный зал, Тэмсин погасила огонек. Несмотря на глухой мрак снаружи, несколько ведьм не спали, а бродили по залу и обращались к своему искусству, чтобы поймать след темной ведьмы. Марлины.

Сестра была жива и находилась где-то Внутри. Она была жива все это время. Вместо того чтобы корить себя за глупость, Тэмсин злилась, тепло облегчения тоже прошло – теперь сердце сжимала тревога. Марлина жива. А это значило, что чары Тэмсин ее не погубили.

Это не избавляло ведьму от чувства вины – смерть Аммы по-прежнему оставалась на ее совести. Темные чары Тэмсин чуть не разрушили весь мир Внутри. За это ей еще предстояло расплатиться.

В углу, хихикая, сгрудилась над древним гримуаром стайка юных ведьмочек. Они поочередно призывали банки с дальней стены и брали из них корень женьшеня, сухую лаванду, лавровые листья и кору ясеня, перетирали все это в мелкую пыль и бережно ссыпали в маленькие кожаные мешочки, которые затем рассовывали по карманам.

Ведьма постарше склонилась над столом с крупным кристаллом кварца в одной руке и обсидианом в другой. Глаза были закрыты, губы беззвучно шевелились. Нахмурившись, она бросила обсидиан на стол и принялась шарить в поисках другого камня. Схватила гладкий черный оникс. Открыла глаза. Помрачнела. Снова начала выбирать камень.

В дальнем конце стола Рис, коллега Тэмсин несколькими курсами старше, и несколько ведьм помладше тасовали колоду. Когда карты были разложены, накрашенные черным губы хмуро изогнулись, а глаза обежали возбужденные лица собравшихся.

– Тихо. – Плащ зашуршал. – Если не уважать карты, они не будут уважать вас.

Обежав комнату, взгляд наткнулся на Тэмсин, которая торопливо опустилась на ближайший стул и схватила чашку. Несколько лет назад ведьма уже получала подобный урок – толкование и тогда было верным: последствия дерзких порывов до сих пор преследовали Тэмсин.

Ведьма допила чай и всмотрелась в дно чашки. На дне остались листья, но Тэмсин не могла их прочесть. У нее не было дара к предсказаниям. Она предпочитала действовать и теперь понимала, что в этом и состояла главная проблема.

Тэмсин отставила чашку и вынула из складок плаща дневник Марлины. Учитывая, что сестра оказалась жива, слова внутри приобрели еще большее значение. Еще больший вес. Дверь в таверну распахнулась, и ветер набросился на странички. Тэмсин не понимала, чего дневник хочет теперь – ведь она уже попала Внутрь. Уже знала, что сестра выжила. Чтение записей лишь напомнит о мнимой потере и о той боли, которую Тэмсин испытывала теперь. Впрочем, ведьма не имела привычки избегать боли и потому склонилась над страницами книги.

«Я была права. Как правило, это три моих любимейших слова в мире, но сегодня я им совсем не рада. Арвин явилась в Большой Зал со своей ужасной флейтой и кошмарным стадом и заявила, что нашла темную ведьму. Надо было видеть ее лицо: жуткие острые зубы едва не вываливались изо рта, так широко она ухмылялась. И кого же она швырнула на пол? Тэмсин!

Я была права. И в то же время ужасно ошибалась.

Конечно, Вера пришла в ярость, подхватила Тэмсин и умчалась из зала так быстро, как только позволяли каблуки. Остальные принялись шептаться. Зачем Тэмсин понадобилась такая мощь? Никто не сомневался, что она станет частью Ковена в будущем – еще бы, образцовая претендентка: одаренная, преданная делу, увлеченная и самоотверженная до ужаса. Она бы жизнь положила на то, чтобы защищать мир.

Вместо этого она, кажется, пожертвовала собой, чтобы спасти меня.

Да, верно. Темная магия, к которой она обратилась… вот почему я жива. Не спросив меня, она вытянула силы из земли и привязала мою жизнь к своим чарам. Не только Тэмсин теперь ответственна за дожди, пожары и Амму, но и я сама. Тэмсин хотела спасти меня, а это значит, что я соучастница. Я – часть произошедшего, хочу я того или нет.

За это я ее ненавижу.

Вера привела меня в кабинет, когда закончила с Тэмсин, и сначала просто смотрела на меня. Было странно: она будто пыталась запомнить мое лицо, что бессмысленно, ведь у Тэмсин такое же. Но потом она сказала, что должна разорвать связь. Это был ее «долг» или какое-то такое же казенное слово. Хотелось бы мне удивиться, ведь я знаю, что Вера любит меня – и Тэмсин, конечно, тоже. Но мир Внутри она любит сильнее.

Я даже не сержусь на нее. Правда. Мне бы хотелось узнать, каково это – любить что-то так сильно, чтобы позволить собственной дочери умереть. Вера ничего не сказала, но я все поняла по глазам – когда связь с силой Тэмсин исчезнет, я умру.

Очень странно знать, что я умру. Я так боялась смерти, лежа неделями в тошнотворно-белом лазарете. Но теперь, когда я точно знаю, что меня ждет, я будто не чувствую… ничего».