Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо.
Тэмсин пожала плечами и принялась завязывать плащ обратно.
– Ты не можешь просто взять и умереть теперь. Мы только нашли след.
Отшутиться не вышло – дрожащие руки выдавали ведьму с головой.
– В смысле, за штаны спасибо. – Рэн слабо улыбнулась. – Но вообще-то еще за то, что жизнь мне спасла. Вот. – Она подошла и помогла с завязками. – Так лучше.
Пока они смущенно пялились друг на друга, Тэмсин вновь почуяла тот же отголосок лаванды. В Рэн что-то изменилось.
– Ой! – наконец сообразила ведьма. – У тебя глаза зеленые.
Как ни странно, Рэн этому не удивилась.
– И?
– Раньше были серые.
– Нет, – нахмурилась Рэн. – Я точно уверена, что глаза у меня всегда были зелеными.
Тэмсин ожесточенно помотала головой. Она помнила глаза истока: цвета сланца, серого оттенка камня под дождем. Этот новый цвет был такой яркий и неожиданный. Хотелось смотреть бесконечно. И в то же время хотелось отвернуться.
– Ладно, почему тебя вообще заботит, какие у меня глаза? – спросила Рэн шутливо, хотя во взгляде пряталась настороженность.
– Меня и не заботит, – отрезала Тэмсин, отрицая очевидное. Она направилась прочь, оставив фонарь светить для Рэн. Даже уходя, она напрягала слух, надеясь, что услышит, как исток идет следом.
Это все темнота, сказала себе Тэмсин. Это она сбивает с толку. Ведьма недавно проснулась, но уже так вымоталась, что мечтала снова провалиться в сон. Темнота придавала всему чувственность – а ведь Тэмсин просто вытащила Рэн из грязи. Мрак даже менял цвета и мельком показывал ведьме иную жизнь – ту, где она чувствовала запах чужих волос или замечала цвет глаз.
Только это не могло стать возможным. Тэмсин оставалось лишь поклясться, что тьма ее не одурачит. Не разобьет без того никчемное сердце.
Хозяйка таверны «Зыбкая снедь» тоже узнала Тэмсин, вот только не обрадовалась.
– Есть сарай, – заявила эта бдительная женщина, глядя на них пронзительно и осуждающе. – Раньше я держала там коз. Но он в порядке. Почти.
Тэмсин собралась возмутиться, но женщина надменно взглянула на ее левую руку, будто видя след ожога сквозь несколько слоев одежды. Этого оказалось достаточно, чтобы ведьма промолчала. Хозяйка таверны отлично знала, в чем вина Тэмсин. Знала, что ее лишили знака Ковена. Без него ведьма имела не больше прав, чем ребенок, который едва оказался Внутри, полный буйной магии. Ее не уважали. Ее слово не имело веса. Но все-таки ее матерью была Вера, а в кармане лежало разрешение, выданное Ковеном.
Эта женщина не посмела просто выгнать их.
– Отлично. – Тэмсин развернулась на каблуках и направилась вокруг маленького домика к сараю. Открываясь, дверь ударилась об узкую кровать – пространства тут было не больше, чем в чулане.
– А где вторая кровать?
В голосе Рэн проступили нотки паники.
– Не бойся, – ответила Тэмсин. Она осторожно шагнула в комнату и ударилась голенью об остов лежанки. – Просто призову еще одну. Поставим… Здесь. – Она указала на пятачок, где они обе едва поместились бы.
Ведьма закрыла глаза и постаралась сосредоточиться.
– Это просто смешно, ты нас убьешь! – Рэн коснулась руки Тэмсин, чтобы остановить волшебство, но получилось наоборот – над рукой ведьмы поплыли крошечные огоньки. Та торопливо смела их, пока постель не загорелась.
– Ты как? – забеспокоилась исток.
– Все в порядке, – смущенно отрезала Тэмсин. Она всегда полностью владела своими чарами, но сейчас вела себя совершенно по-детски.
– Тогда можем просто…
Обе уставились на узкую кровать. Рэн дернула себя за косу.
– На какой стороне ты спишь?
Тэмсин непонимающе уставилась на нее:
– У кровати нет сторон.
Рэн громко выдохнула.
– Ладно. Я лягу у стены, а ты можешь влезть вот сюда.
Тэмсин заморгала – до нее дошло.
– Мы что, будем спать на кровати вместе?
– Если не хочешь спать на полу. – Рэн ткнула в каменную поверхность, которую покрывала пыль, грязь и плесень.
– Почему это я должна спать на полу?
– Потому что у тебя полно секретов. Если ты притащишь их в кровать, мне места уже не останется.
Рэн рассмеялась, странно всхлипывая и хихикая, и Тэмсин едва не рассмеялась сама. Вместо этого она попыталась понять, как им обеим уместиться. Как бы лечь так, чтобы не побеспокоить Рэн, не касаться ее почем зря, не влезать на ее место, не доставлять ей неудобств…
Когда Рэн наконец отсмеялась, то притиснулась к стене, оставив Тэмсин краешек кровати. Ведьма осторожно устроилась на потертом матрасе и накрылась истрепанным пледом.
– Можно мне хотя бы подушку?
Холод пробирал до костей, несмотря на тонкий плед. Тэмсин глядела Рэн в спину, напрягшись всем телом в попытке не коснуться ее.
– Секретики, – напомнила Рэн, и Тэмсин огорченно вздохнула.
– Прости, – прошептала ведьма в темноту. – Я просто не хотела, чтобы ты перестала смотреть на меня вот так.
Рэн повернулась лицом к Тэмсин:
– Как – так?
Их лица оказались совсем рядом.
– Будто я не так уж ужасна.
– Ты и не ужасна, – пробормотала Рэн; глаза у нее слипались, а голос звучал сонно.
Тэмсин отвернулась, не давая истоку времени передумать.
Они лежали в тишине, прислушиваясь к свисту ветра в щелях, и каждая беспокоилась о своем. У каждой были собственные страхи. Но Тэмсин ощущала и что-то еще – проблеск, похожий на искорки, которые она высекала пальцами. Она уже много лет не оказывалась так близко к людям. А Рэн была куда лучше остальных.
Тэмсин с неохотой признавала, что исток не только оказалась лучше ее, но и влияла на ведьму так, что та стала думать над своими словами и поступками. Из-за Рэн ей самой хотелось стать лучше.
– Тэмсин? – негромко пробормотала Рэн во мраке. Голос звучал мягко. Она казалась такой хрупкой…
Тэмсин застыла в уверенности, что Рэн попросит ее перелечь на пол, если она отзовется. Это казалось невозможным – ведьма слишком нуждалась в тепле, исходившем от кожи истока. Хотела верить, что и в самом деле ощущает запах лаванды всякий раз, когда Рэн шевелится.
Исток, вечно описывающая закаты и запахи, помогала Тэмсин заглянуть в мир, отнятый проклятием. Прикосновения Рэн дарили тепло, ускользавшее раньше. Тэмсин хотела остаться рядом – вот и лежала не шевелясь и не отвечая. Рэн ничего больше не сказала; ведьма тихонько выдохнула и пустила мысли свободно течь по кругу, мечтать и желать, пока вдохи и выдохи истока не укачали ее будто колыбельная.