Стоило Ане исчезнуть под галереей, как я неожиданно осознал, что природа иногда сильнее наших обещаний — ужасно захотелось посетить сортир. Я завертелся, не зная, что делать. Сам, отвернувшись от очередного вестового, пристально рассматривал меня.

— Чего вертишься?

— В туалет хочу.

— Ты уже был там — хватит.

Я уставился в изумлении на Сама.

— Любезный Сам, меня может держать мое слово жене, но никак не ваше распоряжение! Вы не находите?

— Я нахожу, что за твои выкрутасы отвечать придется семье Ур. Поэтому и ходить в туалет ты будешь тогда, когда это мне захочется.

Если еще несколько мгновений назад я думал дождаться Ану, то теперь просто молча развернулся и двинул к ближайшей башне. День выдался насыщенный, нервы были порядком измотаны, и не только у меня — будем считать, что этим можно оправдать странное заявление Сама. Однако мой внутренний мирок порядком штормило: это чучело мало того что трижды пыталось меня убить, едва не подставило все дело в Углу, так еще и теперь смеет мне приказывать! Да еще и в делах, которые его точно не касаются! Вероятно, отойти в сторону было хорошей идеей в любом случае. Так и подмывало приложить главу семейства небольшим разрядом, чтобы у него волосы на голове дыбом встали! Говорят, что шоковая электротерапия была вполне легальным средством в психиатрических лечебницах еще век назад. Этой чернозадой образине совсем не помешало бы поправить немного сдвинувшийся набекрень мозг!

Из дверного проема мне навстречу вышел один из матросов — я узнал его — он остановился на мгновение, пропуская, и вдруг неожиданно скакнул горным козлом в сторону. Странное движение оборвало сосредоточенное планирование предстоящего лечения главы семейства, и я остановился, в удивлении разглядывая матроса. Тот замер с испуганным выражением на лице, уставившись на меня и быстро озираясь в сторону двора, как будто ища поддержки.

— Чего? — озадаченно поинтересовался я.

— Я просто в туалет ходил, — неожиданно ответил растерянный матрос.

— Молодец, — согласился я. — А чего скакал?

— Так, вы…

Я всмотрелся в матроса — тот, уже успокоившись, наставил палец мне в лицо, потом прерывисто глубоко вздохнул и внезапно заявил:

— Извините!

Это «извините» окончательно вывело меня из себя.

— Какого хрена! За что ты извиняешься?! И чего прыгаешь тут как ошпаренный?! Я что тебе, скелле?!

— Вы эль, — спокойно и твердо объявил он, вероятно, считая ответ исчерпывающим.

— Ага, ясно. Ну, я бы тоже испугался, если б, выйдя из сортира, столкнулся с инопланетянином, — пробормотал я, успокаиваясь, и отправился по своим делам, раздумывая, что вряд ли этот матрос еще год назад вообще знал такое слово — «эль».

Не успел я расположиться, как мягкое, но неуступчивое полотнище искусства мазнуло по лицу — ясно, Ана вернулась. Знакомый жар нагрел голову и быстрой волной пробежал по телу. Тут же всплывшая в голове аналогия с самоваром заставила хихикнуть, и немного погодя я выбрался во двор, уже совершенно успокоившись и в прекрасном расположении духа. Шальная энергия бродила по телу, требуя выхода, но я, понимая состояние людей вокруг, сдерживался, потихоньку нагревая камни под ногами и жалея о неиспользованной возможности проверить ее действие на выгребной яме.

Ана, застывшая рядом с отцом, впилась недоверчивым взглядом в мое лицо, минуту выискивала там что-то, пока я приближался, и неожиданно, так что, кажется, напугала охранников, мявшихся неподалеку на страже ворот, засмеялась. Мрачный Сам дернул лицом, на мгновение оно исказилось в непонятной гримасе, чтобы спустя еще миг засверкать белоснежной улыбкой. От нее, как от факела, расползлись новые улыбки по лицам до того наряженных людей, собравшихся во дворе. Я счастливо растянул рот до ушей — прорвемся!

От тазика со смолой слегка пахло ацетоном. Рядом в большой матрице сохли отлитые заготовки под остекление самолета. Обширный навес, который соорудили по моей просьбе, пришлось загородить со всех сторон, превратив в натуральный сарай. От этого внутри стало душно, зато я окончательно избавился от пыли, вечно задуваемой постоянным ветром с океана на мои отливки.

Убедившись, что смола достаточно схватилась и уже не сползет неровным наростом к центру выгнутой формы, я с удовольствием вышел под теплый ветер, показавшийся после духоты помещения приятной прохладой. Оглядевшись по сторонам, я, грешно сказать, облегченно выдохнул, убедившись, что нянька утащила наконец-то в дом сына для обязательных процедур — еды и сна. Парень категорически отказывался гулять где бы то ни было, кроме тех мест, где в данный момент я работал. Однажды нянька — к слову, неслабая скелле — не нашла ничего лучше, чем позволить маленькому сорванцу играться со вполне себе исправным шокером. Мне чудом удалось заметить это, когда едва начавший говорить будущий великий механик Мау пытался дернуть за спуск, привлеченный шевелением маховика под корпусом. С тем пор под навес могли заходить только я или Ана, что породило поток возмущения наследника Уров, от которого реально можно было сойти с ума.

Сейчас в обширном дворе царила тишина, если не считать уже привычного ветра. Суров не было видно, и я, нисколько не сомневаясь, что любое мое перемещение сопровождается любопытными взглядами, направился в любимое место — беседку над кручей. Надо было немножко подумать, разорвать на полчаса вереницу дел и забот, затягивавших своей неявной логикой все свободное время в глубокую воронку. Я уже не раз думал, что настоящий мыслитель должен быть записным бездельником — лучше всего аристократом, лишенным от рождения бесконечной череды нужд и обильно снабженным свободным временем.

Океан и ветер. Редкие облака под синим небом. Если не оборачиваться назад, то разве что отсутствие птиц могло намекнуть на то, что я не на Земле. Вода, даже при меньшей силе тяжести, ведет себя необыкновенно похоже на то же вещество на моей далекой родине. Длинные пологие валы накатывали на обрывистый берег, окаймленный понизу непроходимым каменистым пляжем. На полпути к горизонту ползло какое-то судно, направляясь на север.

Разговор с Самом оказался тяжелым и закончился совсем не тем, на что я рассчитывал.

— Я в ответе за благополучие семьи, — твердил набычившийся главный Ур. — Я не могу тратить ее ресурсы на проекты, которые не только не принесут ей никакой выгоды, но и могут оказаться опасными для самого ее существования. В разумных пределах каждый член нашей семьи волен распоряжаться ее средствами для удовлетворения своих нужд и потребностей. Но! — Сам поднял открытую ладонь вверх. — В разумных пределах! Никто, даже я, не может тратить эти ресурсы в ущерб остальным! Ты же, Илия, — Сам так и не научился или не захотел учиться правильно произносить мое имя, — требуешь слишком многого. Я уже не говорю о цели этих расходов!

Разумность пределов, надо думать, определял именно он, Сам. С целью тоже не задалось. Ана больше не пыталась запретить мне искать встречи с храмом. Но она всячески при этом демонстрировала свое неодобрение, мягко сказано, моей страсти. Шок от странного путешествия в тот вечер уже улегся. С моей точки зрения, ничего необратимого не произошло, а объяснения, я был уверен, ждали меня в храме. Для Аны же произошедшее послужило еще одним наглядным подтверждением опасности и непредсказуемости контактов с наследием древних. Природная скелле, привыкшая, что ее воля — высший закон на этой планете, никак не могла смириться с существованием совсем рядом чего-то, настолько огромного и могучего, что все ее способности не могли никак повлиять на это нечто.