– Что ты имеешь в виду? – спросил Локи, и тут к нему пришло ужасное осознание. Таинственный голос в снах Ангербоды, в котором она подозревала Одина… в конце концов она оказалась права. – Брат, ты должен выслушать меня, – выпалил Локи. – Ангербода, она не…

– Так она теперь себя называет? «Та, что приносит горе»? Подходящее имя, – сказал Один, глядя прямо перед собой.

– Она никому не причиняет дурного.

– Сигюн, кажется, так не считает.

– Она пошла на это, чтобы защитить своих детей. Обе мои жены поступили бы подобным образом.

В конце концов, именно поэтому Сигюн и отправилась к асам, несмотря на то, что Ангербода предрекла ей той ночью.

«В конце концов твои боги оставят тебя… Брат погибнет от руки брата… Твои сыновья будут сильно страдать по вине асов…»

– Что же касается твоих противоестественных детей от ведьмы, это совсем другое дело. Некоторые считают, их нужно умертвить, – продолжил Один, указывая в сторону Гладсхейма. Далекие крики, доносящиеся из залы совета, были слышны по всему Асгарду.

Локи подавил дрожь и выпятил грудь.

– Наши с Ангербодой дети – тоже твои родичи, благодаря нашей кровной клятве. Уничтожив их, ты поднимешь руку на родственников, и все узнают об этом.

Один вздохнул и повернулся, чтобы уйти.

– Да, брат, в некотором смысле мои руки связаны. Ради твоего же блага я предпочёл бы, чтобы Сигюн рассказала мне обо всём этом лично. А теперь мне придётся обратиться за советом к Мимиру и норнам.

– Брат, пожалуйста…

Но Один уже ушёл, оставив Локи наедине с ледяным страхом, вползающим в сердце.

Первым делом Всеотец направился к источнику Урд, что находился у одного из трёх корней Мирового Древа, Иггдрасиля. Там он нашёл норн, Урд, Верданди и Скульд, трёх сестёр судьбы, передал им рассказ Сигюн и спросил, что они знают о трёх детях Локи от ведьмы Ангербоды. Норны поведали ему немного, но достаточно.

– Дурной характер достался им от матери, а отец и того хуже, – сказала Урд.

– Станут они причиной бед немалых и горестей для богов, – добавила Верданди.

– Жди великого зла от этих троих, – закончила Скульд.

– Как? – спросил их верховный бог. – Как именно всё это произойдёт?

Но Норны больше не пожелали говорить.

Тогда Один поблагодарил их и отправился к источнику Мимира, который находился у второго корня Иггдрасиля. Мимир был выдан ванам в качестве заложника после войны, но предательским образом обезглавлен ими. Всеотец умастил его отрубленную голову травами и произнёс над ней заклинание, что сохранило знания и мудрость Мимира, а также остановило разложение. Великан был самым незаменимым помощником Одина; его советы всегда были столь ценными, что старший из асов отказался от глаза, чтобы испить из источника мудрости Мимира.

Но всё это случилось в стародавние времена.

Когда Всеотец пришёл к источнику и рассказал голове великана обо всём, что произошло, его совет оказался именно таким, как Один и ожидал.

– Ты не можешь убить родичей своего кровного брата, – сообщил Мимир, – но ты можешь пленить их и поместить туда, где они причинят наименьший вред.

Глаз Одина блеснул из-под широких полей шляпы.

– А что делать с матерью?

Далеко на краю миров мать, о которой шла речь, проснулась в холодном поту, ледяной ужас расползался по каждому уголку её трижды сожжённого сердца.

Они скоро явятся.

На следующий вечер Ангербода вместе с Хель наблюдали за звёздами на поляне, в то время как Фенрир и Ёрмунганд остались в пещере перед очагом. Хель не произнесла ни слова ни когда женщина предложила всем им выйти наружу, ни когда собрала одеяла в охапку и покинула пещеру. Но в итоге дочь последовала за ней, села рядом и закуталась. Ночь обещала быть холодной.

После видения во сне каждый момент своего существования ведьма боролась с паникой, поднимающейся, как желчь, по горлу. Они скоро явятся. Они идут. Идут.

Но она сделала всё, что только смогла придумать. Всё, что пришло ей в голову. Защитное заклинание было сильнее, чем когда-либо, и никто во всех Девяти Мирах, кроме двух человек, которым она доверяла, не знал, как её найти. Теперь ей оставалось только ждать и надеяться, что все усилия не пропали даром.

Ей требовалась вся её выдержка, чтобы вести себя так, как будто ничего не случилось, и ради своих детей она должна была это сделать.

Ангербода и Хель некоторое время сидели молча, и время от времени ведьма потирала руки, чтобы согреть их. Внезапно дочь пошевелилась и вытащила небольшой свёрток, спрятанный под одеялами.

– Что у тебя там? – поинтересовалась женщина.

– Я связала это для тебя, мама, – сказала девочка. Впервые с момента своего рождения она вдруг застеснялась, протягивая что-то похожее на две трубки. – Они похожи на перчатки, только я сделала их по-другому специально для тебя – чтобы пальцы были свободны и ты могла надевать их во время работы с зельями. Там есть отверстие и для большого пальца, чтобы он оказался снаружи. Видишь?

Ангербода без колебаний надела подарок. Перчатки были достаточно длинными, примерно от второго сустава и до середины предплечья, и сидели как влитые, совершенно не сковывая движений. Она повернула запястья и посмотрела на свои ладони.

– Я хотела, чтобы они вышли идеальными, – произнесла Хель, казалось, обеспокоенная отсутствием реакции матери.

– Они просто замечательные, – прошептала колдунья, тронутая до глубины души, и внезапно заключила дочь в крепкие объятия.

– Тебе лучше не снимать их, – громко сказала Хель, пытаясь высвободиться.

– Я буду дорожить ими, спасибо тебе!

Дочь буркнула что-то невнятное, но Ангербода могла с уверенностью сказать, что в глубине души той было очень приятно.

– Видишь эти две звезды? – спросил ведьма, указывая в небо, когда они снова устроились на одеяле. – Самые яркие из всех, вон там?

– Все звёзды яркие, мама. Мы на краю миров. Папа говорит, что здесь всё сияет ярче. – Хель делала вид, что ей всё равно, но тем не менее забралась на колени к женщине, пытаясь увидеть то, на что показывала её мать. – А что с ними?

– Это глаза отца Скади, – объяснила Ангербода, крепко обнимая дочь. – Когда он умер, Один превратил его глаза в звёзды для Скади.

– Боги убили его, – сказала Хель без улыбки. – Они умертвили его, а потом не возместили Скади его потерю должным образом. Папа рассказывал нам все истории о них. Я их ненавижу.

Затем Ангербода увидела, как Фенрир высунул голову из пещеры, навострив уши. Прежде чем она успела спросить, что он услышал, Хель повернулась и посмотрела прямо на неё, и в этот момент колдунья могла поклясться, что у её дочери был вид человека, которому миллион лет или больше.