– Скади, Гёрд, спасибо вам за всё. Но сегодня я хотела бы остаться наедине с детьми. Вы можете заночевать у нас – как я и раньше предлагала Гёрд, но, если вы останетесь, мы вчетвером ляжем снаружи.

– Ангербода… – начала было Гёрд слабым голосом. Теперь она казалась скорее не испуганной, а расстроенной. Девушка подобрала платье, в котором прибыл Локи, а потом, раздеваясь, отбросил в сторону, и протянула его ведьме, чтобы она вытерлась. – Мы…

Но Скади положила руку на плечо кузине и заявила:

– Это мы будем спать на поляне, а вы ложитесь в пещере. Нам просто нужны меха, чтобы устроиться, вот и всё.

Ангербода опустилась на колени, чтобы поднять дочь. Руками Хель крепко обхватила её шею, а ногами – за талию. Она плакала, уткнувшись во влажные волосы матери. Затем женщина положила одну руку на голову Фенрира, а другую – на голову Ёрмунганда и сказала:

– Пойдём домой.

Скади и Гёрд устроились на поляне, как и сказали, а в пещере Ангербода сменила мокрую одежду и свернулась калачиком на кровати вместе со своими тремя детьми. Хель приникла к ней, уткнувшись лицом в грудь, Фенрир прижался к Хель, а Ёрмунганд практически обернулся вокруг всех, устроив голову рядом с братом и сестрой. Он все ещё не умел говорить, но его зелёные глаза были печальны.

– Она сказала, что мои братья – чудовища, – прошептала Хель, сжимая фигурку волка и нервно проводя маленькими пальчиками по затёртым, пожёванным деталям морды. – Я тоже чудовище, мама?

– Конечно, нет. Никто из вас, – ответила Ангербода и поцеловала её в лоб, приглаживая чёрные волосы. – Никогда в это не верь.

– И папа тоже так сказал. Он сам сказал, что мы чудовища, – мрачно произнёс Фенрир у них в головах.

– Он этого не делал, – проворчала девочка. – Папа никогда бы так не поступил!

– Я слышал его, своими собственными ушами слышал, как он произнёс это! – Волчонок заскулил. – Мама, ты действительно всего боишься? Из-за этого мы живём здесь совсем одни?

Ангербода молча проклинала острый слух своего сына.

Если он узнал, что Сигюн пробирается сквозь деревья, конечно, он слышал и часть нашего разговора. Худшую его часть.

Она тщательно подбирала следующие слова, потому что все трое смотрели на неё так, словно от этого зависела их жизнь.

– Мы живём здесь, потому что давным-давно одни люди причинили мне зло.

– Это из-за того, что ты умеешь? – спросил Фенрир, потому что этой ночью дети впервые увидели, как их мать творит подобную магию. – Как то, что ты сделала с той женщиной?

– А что именно ты с ней сделала, мама? – тихо добавила Хель.

Женщина глубоко вздохнула.

– Я наслала на неё видение кое-чего ужасного. Того, что никто никогда не должен видеть. Я не могла позволить ей прийти в наш лес и говорить о вас троих плохо. Поэтому я решила наказать её так жестоко, как только могла придумать. Это было… неправильно с моей стороны, но я поступила так, потому что жутко разозлилась из-за её слов.

– Нет. Это не было плохо с твоей стороны. Что бы она такого ни увидела, что так расстроилась, она это заслужила, – прошептал Фенрир. – А папа пошёл с ней, потому что считает, что она права насчёт нас, да?

– Она ошибается, – яростно возразила Ангербода. – Они оба ошибаются. Не слушай их.

– Эта женщина – одна из тех плохих людей, которые обидели тебя раньше? – Палец Хель в очередной раз дотронулся до шрама на груди колдуньи. – Это у тебя из-за них, мама?

– Да, – подтвердила Ангербода. – Они пронзили и вырвали моё сердце и возложили его на погребальный костёр, где сожгли и меня. Твой папа нашёл его и вернул мне.

– Вернул? – спросил Фенрир. – Но как?

– Просто взял его и принёс мне. А я снова вложила его себе в грудь, и теперь сердце бьётся, как и у тебя. – Она улыбнулась и смахнула мех с его мордочки. – Но что ещё более важно, он дал мне вас троих.

Хель шмыгнула носом и прижалась к ней ближе:

– Хочу к папе.

– Папа нас ненавидит, – проворчал Фенрир.

– Замолчи! – закричала девочка, брыкаясь своими маленькими омертвевшими ножками, одетыми в чулки, и её льняное платье задралось. – Замолчи, замолчи!

После этого потребовалось не менее часа, чтобы успокоить их, и когда Ангербоде наконец удалось это сделать, была уже поздняя ночь. Хель отказывалась слушать, что говорила ей мать, предпочитая вместо этого закрывать уши и рыдать. Но после того как братья уснули, она, казалось, выплакалась и тоже задремала, прижавшись к матери.

Ведьма осторожно высвободилась из объятий дочери и встала, а затем вышла на поляну и устроилась между Гёрд и Скади, которые лежали без сна. Охотница принесла эль в глиняном кувшине из кладовой Ангербоды и теперь неспешно потягивала его из маленькой деревянной чашки, которую носила на поясе.

Когда подруга протянула ей кувшин, ведьма с благодарностью отпила из него, а затем передала Гёрд, которая тоже сделала большой глоток.

– Что произошло сегодня ночью? – спросила наконец Скади, и Ангербода рассказала им то же самое, что и детям, только более взрослыми словами и без объяснения того, что показала Сигюн.

Ётунши внимательно её выслушали, и Ангербода уже приготовилась было ответить на вопросы о видении и её способностях, но, к её удивлению, разговор принял другой оборот.

– Сигюн такое сказала? – нахмурившись, переспросила Скади. – Мне трудно в это поверить.

– Ты действительно такого высокого мнения о ней? – напряжённо уточнила колдунья и почувствовала ту же пустоту в груди, что и тогда у ручья, когда увидела, с какой заботливостью Охотница отнеслась к асинье.

Скади прищурилась, но не подняла глаз от чашки:

– Вот поэтому я и расстроилась так сильно, когда узнала, что Локи – твой муж. Я была не рада и когда Сигюн вышла за него, но чтобы и ты тоже? Так что да, вы мои подруги, и обе заслуживаете лучшего.

Ангербода ничего не ответила, но решила больше не поднимать это вопрос. У Охотницы и так было более чем достаточно причин ненавидеть Локи – в конце концов, он был более или менее причастен к смерти её отца.

– И всё-таки что ты заставила её увидеть? – спросила Скади, допив остатки эля. Гёрд передала ей кувшин, чтобы снова наполнить чашку.

– Судьбу их с Локи сыновей. И судьба эта незавидная, как вы могли понять по её реакции, – призналась ведьма. Её подругам не нужно было знать, что это видение было частью другого, более ужасного в своей истинности.

Скади тихо присвистнула и, казалось, задумалась.

– Ты так и не дала мне прямого ответа, когда при нашей первой встрече я спросила, умеешь ли ты творить сейд.

– Пророчествами много не заработаешь, друг мой, – произнесла Ангербода.