Не бедствует батюшка.

Но злится. С чего бы? Уж не оттого, что появлению гостя не рад?

– Начальство послало, – просто ответил Натан Степаныч и тоже улыбнулся, широко, выставляя желтоватые крупные зубы, знал, что улыбка сия делает его некрасивое лицо глуповатым… а чужая глупость людей успокаивает. – Покойный князь с моим начальником приятельствовали. Вот и велели, мол, езжай, разберись… а чего разбираться, когда ж оно несчастный случай?

…Очень сомнительного пошиба.

Но отец Сергий выдохнул с явным облегчением.

– Несчастный случай… да… несчастный случай… простите, о покойных плохо не говорят, но… чтобы не тратить ваше время… – он толкнул калиточку и указал на тропу. – Надолго вас не задержу.

И Натан Степаныч шагнул на дорожку, речным камнем выложенную.

На кладбище гудели комары. И тяжелые осоловелые уже пчелы кружились над венчиками цветов, которые поднимались над могилами пышными, нарядными.

– Быть может, выпить?

– От холодненького бы не отказался… водички бы, – Натан Степаныч глядел на собеседника снизу вверх, и тот поневоле успокаивался, начиная верить, что безопасен этот смешной нелепый человечек в сером цивильном костюме, что, как явился он сюда, так и исчезнет, оставив кладбищу да и деревне их покой.

Отец Сергий скрылся в доме, вернувшись с ковшиком квасу.

– Свежий, – сказал, протягивая, и нахмурился вновь. – Тут тихо… и ничего-то особого не приключается, оттого любое, самое пустяшное событие мигом обрастает подробностями истинными и вымышленными. Верно, вы уже знаете, что покойный князь по местным меркам был личностью… одиозной.

– Вы его недолюбливали?

– Можно и так сказать, – отец Сергий слегка поморщился.

А ведь не нравится ему тут… на иное рассчитывал? Молодой, честолюбивый, ему бы в городе остаться, а то и вовсе в столицу бы, но столичные приходы – кусок жирный, который просто так не получить. У него же, верно, кроме лица-то своего да умения речи красивые говорить, ничего за спиною. Вот и сослали в провинцию.

– Ваш… начальник давно с другом не виделся?

– Давненько, – согласился Натан Степаныч. Квас пил неторопливо, потому как был он холодным и пряным, терпким, от такого и захмелеть недолго. – Хотите сказать, что переменился тот?

– Переменился… сложно сказать. Порой люди меняются, а порой просто натура их проклятая наружу выходит. Вот и князь… мы познакомились, когда я только-только приехал сюда. Признаюсь, рассчитывал на иное назначение. А потом еще моя супруга заболела тяжко.

Он отвернулся, отработанный жест, поджатые губы, точно неприятно отцу Сергию вспоминать о давних тех делах. Рука касается лба, заслоняя выражение лица и создавая иллюзию печали. А если и было сожаление, то исчезло, затерлось.

– Я до последнего надеялся на лучшее. Докторов искал. Продали все, что имели, и… она скончалась уже здесь, недели не прошло. Знаете, это страшно – остаться одному, в месте новом…

…Недостойном собственной особы.

Пожалуй, Натан Степаныч и сам не знал, откуда взялось это, настороженно-презрительное отношение к собеседнику. Он не привык составлять мнение о свидетелях сгоряча, а тут вдруг…

– Пожалуй, во многом была и моя вина. Я был растерян, испуган и зол. Я ведь тоже человек, и горе способно было сломить и меня. Вот и в первую нашу с князем встречу я не сдержался, нагрубил. Церкви нужны были деньги, а он единственный в округе человек, у которого они имелись. И я обратился с просьбой, но получил отказ. Признаюсь, он меня разозлил. Тяжело видеть нужду одних и лишения других. Я посмел настаивать, и в итоге вышла безобразнейшая ссора, после которой князь в храм и не заглядывал.

– Я слышал, он ездил…

– В Череповцы? Это он так всем говорил, чтоб совсем уж безбожником не прослыть. Хотя по мне, честный безбожник предпочтительней набожного лицемера… но Господь всех простит.

– И князя?

– И его. Все мы дети Бога, каждого он любит, – отец Сергий перекрестился. – Незадолго до смерти я вновь навестил князя. Он сам позвал меня. Сказал, что в последние дни чувствует себя нехорошо.

…А вот это было новым.

Врал?

Врал, но… не до конца? Скорее уж мешал правду с вымыслом, и по опыту Натан Степаныч знал, сколь сложно в подобной смеси разобраться, отделивши одно от другого.

– И на что он жаловался?

– На сердце, – не дрогнув, солгал отец Сергий. – Я уговаривал его показаться доктору, но князь… бывает, что человек, чувствуя близость смерти, испытывает глубочайшее раскаяние, он словно видит прожитую жизнь, осознает вдруг, сколь никчемна и пуста она была…

Красиво говорит, и виден в том немалый опыт.

– …И осознав, тщится изменить…

– И князь тщился?

– Обещал выписать пятьсот рублей на нужды церкви, – отец Сергий размашисто перекрестился, – но не сложилось…

– Его ведь нашли рядом?

– Да. Я и нашел, прими, Господи, душу раба твоего, Алексея…

– И как это вышло?

– Собаки выли… а потом на кладбище появился княжеский сеттер, старый кобель. Князь с ним не расставался. И я понял, что произошло несчастье. Собака скулила, вертелась, точно звала за собой. Я и пошел. Увидел человека…

– Как он лежал?

– На боку, и ноги к груди прижимал. Знаете, я сперва подумал, что князь напился. С ним это случалось в последнее время, но он застонал… я помог ему подняться.

– Он был еще жив?

– Да. Мы добрались до дома и… я уже видел, что он умирает, только и успел – причастить…

…За доктором послать было некого. Или дело в том, что доктор не нужен был? Самому отцу Сергию выгоды с этой смерти нет, но… кому есть? И не мог ли этот кто-то вступить в сговор?

– Не знаете, как он оказался там?

И отец Сергий, пожав плечами, ответил:

– Понятия не имею. Тропа ведет от поместья к деревне. Но в деревне ему тоже делать было нечего, князь туда редко заглядывал. Я думаю, он решил прийти в храм, помолиться…

– Ночью?

– Дом Господа открыт и ночью…

– И вам не показалось это странным?

– Показалось, но… говорю же, в последние дни князь был сам не свой, и эта прогулка – лишь одна из многих странностей.

– Например? – Натан Степаныч квас допил и ковшик поставил на лавочку.