Цивилизации гибнут – человек остается! Вот что подумаем мы, и хочется верить, наши праправнуки. Ибо еще имеется надежда, что хоть кто-то не вымрет и прорвется вперед.

И значит, в этой удаленной от умирающего мира сельве, мы разыскиваем надежду. Она стоит всех возможных сокровищ. Почти вероятно стоит.

– И куда мы, все-таки, поплывем? – спросил я у Дьюка Ирнаца, оставшись с ним более-менее наедине.

– По возможности, в нужном направлении, – осклабился наш штатный проводник. – Не волнуйтесь, господин доктор.

– Я для общего развития, господин мастер-проводник. Все ж, забрались массаракш знает куда. Так что, для ориентировки. Простите великодушно за назойливость. Мы ведь прем пока со стороны моря, правильно? Я не географ, но все же, ведаю – реки обычно впадают в моря. Нас назад не вынесет?

– Сориентируемся как-нибудь. Вообще, тут такое дело. Мы сейчас на каком-то из притоков реки Иррациональная. – Мне явно повезло, нынче Дьюка Ирнац был в настроении поболтать. – А сама Иррациональная почему так называется? Да потому, что еще никто не понял, как работает ее ирригационная система. Природная, само собой. Река в районе экватора, потому, независимо от времени года в нее попадает слив от дождей. Дело-то понятное. Если на севере Сферы Мира зима, то на юге лето, и наоборот. Тут, естественно, не в плане снега, но все же в плане осадков. Тем не менее, перепады водотока имеют место. Может из-за этого, а может еще из-за чего-то, нам покуда неясного, – Дьюка Ирнац зачем-то подмигнул, – Иррациональная порой меняет русло. Хуже того, она еще и меняет устье, место своего слива в океан. Я уж не говорю, что там еще и пороги, или, при очередной смене русла, гигантские стволы торчат прямиком из воды. Думаете, за последние лет двести никто не пытался использовать реку для судоходства? Пробовали, да только где те попробовавшие сейчас?

– Да, но ведь все едино, река как бы к морю-то рулит? – напомнил я невзначай.

– Иррациональная настолько извилиста, что сам Выдувальщик Сферы Мира ногу сломит, – пояснил Дьюка Ирнац. – Никто не разобрался, как она течет через Топожвари-Мэш. К тому же, у нее еще и притоки! Неизвестное количество. Есть и большие. И они сами из-за равнины извиваются – будь здоров. Вот как-то, двигал я тут с одной... э-э… экспедицией, и вот. Только с большущим трудом перебрались через одну реку – ширина метров двести была – как буквально через километр путь перегородила еще одна такая же. Причем, обе с сильным течением, но текли в совершенно разные стороны. То есть, мы никак не на свежеиспеченный остров попали. Вы, доктор, скажете, как же такие реки – двести метров, а порой и более – не обнаруживают с воздуха? Так вот, эти реки становятся такими в период разлива, который случается, как Выдувальщик дунет. Там деревья громадные, причем, до сих пор с листвой, чуть ли не до середины торчат из воды. Всякая живность умеющая скакать с ветви на ветвь, та запросто через такую реку перебирается. И несколько раз на дню, между прочим.

– Все ж, непонятно, господин мастер-проводник. Почему нет нормальных… да и никаких, в общем-то, карт этого района. Вот и вы тут были не единожды с… э-э… с экспедициями, правильно? А карты все нет.

– Тут в чем фишка, доктор Гаал, – Дьюка Ирнац снова подмигнул. – Зачем мне карта? В смысле, она-то мне нужна. Но если вдруг я ее сделаю, то исключительно для себя. Вы же понимаете? Бизнес! Зачем я буду сам убивать свое дело? Подсовывать добытые с риском для жизни знания своим конкурентам. Вы ж, доктор, как ученый, прямо-таки, рассуждаете. А я человек простой. Мне мое собственное благополучие всего дороже. Мне в вашем Департаменте Науки даже руку не пожмут, а так, похлопают по спине – молодец, мол, и… пшел вон! Никто меня в диссертациях не упомянет даже, а уж тем более, в раздаче наград. Гиблое дело. Так что я уж сам, как-то.

– Ну, это вы лично, допустим. А вообще?

– А что «вообще»? Каждый же так, доктор, совершенно каждый. Любой проводник беспокоится о себе. К тому же, тут же еще и между странами конкуренция, так? Военные тут бывали, наверное. Может, и составляли. Ну, так опять же, секретные эти карты. А между собой враждующие армии уж никак сведениями не поделятся, тут уж, сами понимаете. А уж большой бизнес, тот… Вы вот с нашим Ио Керталаном посудачьте. Много он вам не расскажет, это уж как пить дать. Скрытный типчик, что-то он такое знает. Эх! Покопаться бы его полевой сумке. Может, там и карта наличествует. Кто проверял?

– Да ну! Шоймар наш, тот бы знал уже. Разве…

– Шоймар? – наш проводник ухмыльнулся. – Шоймар – это еще та рыбина. Может и у него тоже карта, да только своя. По крайней мере, какие-то прикидки у нашего шефули есть, я уж вам, доктор Гаал, гарантирую. Так что не волнуйтесь за речное путешествие. Отдохнем чуток. Потом, все равно топать придется. Но лучше все же поменьше. Сами видите, как тяжело тут дается каждый километр пехом.

На это возразить было нечего. Отдохнуть сильно хотелось. Хотя по сути, мы торчали на месте уже двое суток, и я, например, несколько перевел дух. Наши рабы-носильщики, вместе с приписанными марайя, а так же почти все прочие рядовые члены экспедиции трудились нынче по другому профилю. Разом с ку-пу-пу валили лес и обтесывали деревья. Мы готовились к плаванью на плотах.

Идея, в общем-то, интересная.

Или все совершенно не так? Совсем мы не бесстрашные исследователи, смело идущие в неизвестность во имя науки. Наши гордо вскинутые головы всего лишь ширма. Под москитными сетками и запахнутыми одежками только дрожащие, сморщившиеся тела. Они стиснуты не одеждой, они стиснуты, повязаны и перемотаны вкривь и вкось обыкновенным страхом. Вообще-то нет, не обыкновенный. Тот, перед неизвестностью джунглей, непредвиденным будущим и прочим, он, конечно же, присутствует. Но это лишь верхний слой. Страх у нас внутри многослойный, как луковица. Если срезать верхние, то… Там внутри сердцевина. Самый главный, прячущийся в темноте, выбеленный – страх из страхов. Если думаете, что он хоть каким-то боком касается тропического леса или даже сгинувших в тартарары, исчезнувших, и никем не найденных доисторических городов, то сильно ошибетесь. Он касается и повязан лишь с тем, что оставлено позади.

В том смысле, что страх за оставленное бесхозное, только на маму, потомство, это, конечно же, черта всех продвинутых млекопитающих. Как они там? Будет ли им на что кормиться? Не обманет ли Департамент в плане пособия, и карточек на молочную кухню? Вопрос не в этом. Тот, скукожившийся в луковице, застывший ужас, он – от другого. Тут как раз, если бы можно было захватить с собой все потомство, получилось бы очень даже ничего. Старшую, но столь маленькую, беззащитную крохотульку Раду, хрупенького, но упертого не по детски, Гая, и еще конечно милую женушку Ринку, тогда бы да. Но каким образом? И что им делать в этих смертельно опасных тропиках?

И потому они брошены. Оставлены в некой хрупкой видимости безопасности. Но там не безопасно. Все знают, и все чувствуют.