Железный Шурик слушал с максимально сочувственным выражением лица. Не очень у него получалось. Гримаса какая-то вместо сострадания на лице застыла, но он старался. Все равно меня восхищал этот человек! Такими и должны быть лица у настоящих грозных бабочек. Он же понимает меня, он умный, пусть презирает – ему по статусу положено, но понимает тем не менее.

Когда я закончил, генерал тяжело, но благосклонно вздохнул. В моем чистосердечно раскаявшемся сердечке вспыхнула надежда. Сейчас простит, пожурит немного и простит. «Иди, – скажет, – и не греши больше, мы за тобой следить будем».

Но вместо этих слов Железный Шурик произносит другие:

– Хороший ты парень, Витя, хоть и дерьмо. Добрый… Семью любишь, но уж больно ты хитро сделанный. Сам себя перехитрил в итоге. Дурак потому что. Хитрый, а дурак. Ты зачем от предложения Конторы в семнадцать лет отказался? Хотел же – надо было настоять, сейчас бы не здесь разговаривали и не так. Ну ничего, еще можно все поправить. Дорожки – они кривые, а все равно в одном месте сходятся.

Я вздрагиваю. От кого я слышал эти слова? От кого-то очень близкого и родного. Вспомнить, от кого, не успеваю. Генерал продолжает, и я сосредотачиваюсь на смысле его слов.

– У меня для тебя две новости, и обе хорошие, – говорит он. – Первое: все отбирать мы у тебя не будем. Дом, квартиру, деньги оставим пока. Даже пару помещений оставим, чтобы семья не голодала, а там, может, и переводы в нежилое разрешат – вернем тогда все на место. Слово офицера. Ну, чего молчишь? Благодари давай, цени нашу доброту.

Счастье – понятие относительное, но преодолев некоторый предел, оно все-таки становится абсолютным и беспредельным. Мне хочется бухнуться в ноги Железному Шурику и целовать его во все места. Он понял, понял меня! Он меня почти простил. Этот суровый и жесткий с виду человек оказался внутри тонок. Тонок и красив.

– Спасибо, – кричу, хватая через стол его руку, – спасибо вам огромное, я не подведу, не обману, я отработаю, я все верну, вы не пожалеете. Мне не нужно никакой прибыли, я верну все, верьте мне, пожалуйста…

– Ну еще бы ты нас обманул. – Железный Шурик аккуратно вытаскивает руку из моих объятий и треплет меня по щеке. – Обманул уже, и хватит. Нас два раза никто не обманывает. Я тебе еще самого главного не сказал. Все к лучшему, Витя, и эта неприятная история – тоже к лучшему. Мы не просто тебе дышать дадим, мы тебе цистерну с кислородом подгоним. Поможем мы тебе, короче, если ты поможешь нам, конечно.

– В каком смысле? – не понимаю я.

– В прямом, – отвечает генерал и кладет на стол бумажку с выделенным жирном шрифтом заголовком: «Добровольная подписка о сотрудничестве».

Стукачом? Меня, внука легендарного Славика, сына жесткой, но умной матери, совравшей о моем мнимом энурезе, лишь бы не связал я свою жизнь с КГБ, стукачом? Оказывается, не до конца они меня доломали, осталось что-то внутри, сопротивляется. Всю жизнь я пытался пробежать между дождевых струек, хитрил, изворачивался, а подлостей больших не делал. Жить хотел хорошо, но и уважать себя. Получалось. До сегодняшнего дня. Деньги – фигня, новые наживу. Сложно, но сделаю я деньги в очередной, забыл какой по счету, раз. А вот от «стукача» не отмыться. Жить не смогу, повешусь, как Иуда в самшитовой роще, сопьюсь, развалюсь, самоликвидируюсь. Но и не стать стукачом невозможно… В этом случае умрут с голода или от горя две мои самые родные женщины, а дети, мое продолжение, останутся сиротами. Надо тянуть время, хитрить, вертеться, как уж на сковородке, но вывернуться, выскользнуть, не стать стукачом.

– Ой, зачем я вам? – изображая из себя наивного идиота, спрашиваю удивленно. – Я и не знаю ничего, не общаюсь ни с кем, сижу дома, пишу никому не нужные книжки. Вы, если волнуетесь, заберите у меня все помещения. Так лучше будет, полезнее для дела.

– Что будет полезнее для дела – позволь решать мне, – нахмурившись, отвечает Железный Шурик. – И не торгуйся, не на базаре! И дебила из себя не корчи. Знаешь ты, Витя, многих, и многие знают тебя. Но не в этом суть. Ты чего думаешь, мы из тебя шпиона сделать хотим? До шпиона, Витя, еще дорасти надо. Тебе до шпиона, как мне до Луны.

– Тем более, зачем я вам тогда? Сижу дома, пишу книжки, никого не трогаю…

– А затем и нужен, что книжки пишешь. Хорошие, Витя, книжки, я прочел, получил удовольствие, талант у тебя. Уникальный ты в своем роде человек. И писатель талантливый, и жулик при этом не без способностей, и знакомства у тебя есть, и харизма присутствует, и язык подвешен неплохо. Как же такому добру пропадать? Что называется, не проходите мимо. Вот мы и не прошли.

– Постойте… – говорю я, буквально до рези в глазах ослепленный догадкой, – постойте… подождите, так вы не обналом у себя в Конторе занимаетесь?

Первый раз за весь разговор Железный Шурик смеется не только нижней половиной лица. Искренне смеется, даже на человека становится похож. На ушлого провинциального таксиста, например.

– Ой, уморил ты меня, Витя, – говорит, вытирая слезящиеся от смеха глаза, – ох, повеселил так повеселил! Спасибо тебе, три магазинчика тебе оставлю вместо двух, за веселье. Запомни, дурачок: обналом в нашей Конторе занимаются майоры и подполковники, вроде Пети Валерьяныча. А я генерал-майор, чувствуешь разницу?

Я чувствовал, я так хорошо чувствовал, что захотелось самому себе перегрызть горло от злости. Дурак, тщеславный болван, славы мне, видите ли, захотелось, книжки писать начал… Сидел бы тихо и не высовывался, ведь знал же, что нельзя у нас высовываться. Почему в стол не писал, почему под псевдонимом зашифрованным не опубликовался, на худой конец? А потому, что тщеславный дебил! Нюх потерял, оторвался от реальности, ушел на пенсию и расслабился. Ничтожество я надутое. Тьфу! От самого себя противно…

Злость, как всегда, прочищает мозги. Нужно продолжать играть наивного, сломленного дурака. Необходимо выяснить максимальное количество подробностей и не вспугнуть при этом генерала. Мяться, жаться, а в конце попросить время подумать. Выйти отсюда нужно живым и здоровым, а там… Я не знаю, чего там, но выйти отсюда нужно любым способом.

– Так, значит, Петра Валерьяновича ко мне специально подвели… – шепчу я как бы про себя, но так, чтобы генерал непременно расслышал.

– Конечно, специально, – радостно ведется Железный Шурик. – А ты думал, я все это шоу ради вшивых магазинчиков устроил? Делать мне, что ли, больше нечего?

– И Собянина специально попросили переводы запретить – ради меня? – продолжаю я поддавать жару.

– Ты это, Вить, водки выпей еще, а то совсем с катушек съедешь на почве мании величия. Нет, я, конечно, понимаю: творческие люди подвержены, но не до такой же степени. Ты ведь не только писатель, ты еще и жулик, ткань реальности должен во всех подробностях пальчиками ощущать…

Я даю генералу возможность поглумиться над собой, а потом совсем уже глупо спрашиваю:

– А как же так? Если бы переводы не запретили, как бы вы меня прижучили?