— Мы — за тебя, Симеон. Те, с кем я говорил, объединились во имя короля. И я мечтаю только об одном — чтобы ты был с нами.

— Если я объявлю войну нескольким аристократам лишь потому, что у них сейчас есть сила…

— Разве я об этом? Симеон, я потратил месяцы на лесть и обещания всем, кто имеет хоть какое-то влияние на Тернигана. Он готов отозвать Клинна из Ванайев и ждет лишь твоего согласия.

— Если я сейчас встану на чью-то сторону, дело кончится кровопролитием.

— А если не встанешь, то королевство ждет вечный мир и счастье? Не смеши.

— Драконы…

— Драконы погибли не из-за войны. А из-за того, что войну никто не возглавил. Семье нужен отец, королевству — король. Ты должен быть во главе событий, а если нет — люди выберут другого вождя. И вот тогда-то останется одно: путь дракона.

Симеон покачал головой, и в его глазах отразилось пламя камина. За окнами кружил зимний ветер, поднимая снежинки, похожие на частички пепла.

— Семье нужен отец, — повторил король то ли с удивлением, то ли с горечью. — Когда Элеора умирала, я обещал позаботиться о нашем сыне. Не о принце — о сыне.

— Как ни крути, Астер принц.

— Не будь он принцем, он все равно был бы моим сыном. У тебя есть дети. Ты меня понимаешь.

— У меня три сына и дочь. Барриат — капитан корабля на службе у лорда Скестинина, Викариан учится на священника, Джорей сейчас в Ванайях. Элисия три года назад вышла замуж за старшего сына лорда Аннерина, с тех пор я о ней почти не слышал. И никто из них, Симеон, не заставил меня исполниться робости. — Помолчав, Доусон добавил мягче: — А с тобой что произошло?

Симеон усмехнулся:

— Я стал королем. Пока мы играли во власть на дворцовых лужайках и на полях битвы, все было прекрасно. Потом отец умер, игры кончились. Клика Иссандриана — не единственная моя забота. Халлскар опять стал привечать бандитов. В Нордкосте грядет очередная война за наследство, и Астерилхолд поддерживает обе стороны. Из Эстинфорда присылают слишком мало налогов — то ли кто-то ворует, то ли у фермеров непорядок. А ведь Астеру скоро этим управлять.

— Не так уж скоро. Мы немолоды, но сил нам пока хватит. А выход тебе известен не хуже, чем мне. Найди людей, которым можешь довериться, и доверься.

— Взамен Иссандриана с его кликой предлагаешь себя с сообщниками? — холодно спросил король.

— Да. Именно так.

— Лучше держись в стороне. Пусть затеянное Иссандрианом развалится изнутри.

— Не развалится.

Король Симеон взглянул на Доусона — в глазах мелькнул то ли гнев, то ли радость, то ли отчаяние. Доусон медленно опустился на одно колено в знак подчинения королю, однако вздернутый подбородок и расправленные плечи таили в себе вызов. «Вот моя верность. Заслужи ее».

— Тебе пора идти, старина, — вымолвил король. — Я должен отдохнуть перед пиром. И подумать.

Доусон встал, молча поклонился и вышел.

Несуразный замок лорда Тернигана целыми столетиями возводили бесчисленные зодчие, явно враждовавшие друг с другом во взглядах на архитектуру. В результате получился лабиринт. Неожиданно возникали на пути дворики и площади, бесконечно петляли переходы и галереи, огибая давно разрушенные препятствия, — только и жди кинжального удара из темного закоулка.

Королевский прислужник накинул на Доусона черный шерстяной плащ, уложил на плечах складки и поклонился. Барон вышел во двор, направляясь к отведенным ему покоям, Винсен Коу шагал следом. Доусон не проронил ни слова, егерь тоже молчал, лишь поскрипывала в такт шагам кожа перевязи. Они пересекли двор, миновали череду навесных галерей и перешли через ровный широкий мост, с которого их чуть не снесло ветром, как воробьев в ненастье. Доусон намеренно выбирал неудобные — то есть менее людные, а то и вовсе пустынные — пути: если Иссандриан и Маас хотят его смерти, незачем облегчать им задачу.

Терниган по доброте отвел Каллиаму отдельный дом, некогда принадлежавший королевской фаворитке. От каменных стен веяло грубой чувственностью, сады вокруг, наверняка буйно цветущие по весне, сейчас топорщились голыми ветками. Однако в случае опасности дом давал надежное убежище, чего Доусон не мог не оценить.

Сбросив в передней плащ и отпустив телохранителя, барон вошел в полутьму натопленных комнат, где витал запах мятного чая и слышался женский плач.

На краткий миг ему почудилось было, что плачет Клара, однако голос жены Доусон знал слишком хорошо — плакал сейчас кто-то другой. Он пошел на звук, потом расслышал и утешающий голос Клары, доносящийся из будуара давно почившей фаворитки. Клара сидела на низком диване, ее кузина Фелия — баронесса Эббинбау и жена ненавистного Фелдина Мааса — на полу, припав головой к коленям кузины. Встретив взгляд мужа, Клара тут же покачала головой, не прерывая утешительных речей, и Доусон, отступив, направился в кабинет: выкурить трубку, выпить виски и заняться поэмой, которую начал сочинять совсем недавно. Клара появилась только через час и без лишних церемоний уселась к нему на колени.

— Бедняжка Фелия, — вздохнула она.

— Домашние неурядицы? — Доусон погладил жену по волосам. Она забрала у него трубку и глубоко затянулась.

— У ее мужа неприятности из-за моего мужа.

— Ее муж пытается убить твоего.

— Знаю, но не напоминать же ей об этом, когда она вся в слезах. И кроме того — ведь ты выигрываешь? Вряд ли она умоляла бы о пощаде, не будь Эббинбау под угрозой.

— Она умоляла о пощаде?

— Ну, не прямо в таких выражениях, — ответила Клара, слезая с колен Доусона и даже не пытаясь отдать трубку. — Но не будь угрозы, она бы и рта не раскрыла. Впрочем, наверняка Фелдин не знает о ее приходе, так что не пытайся включать ее в свои расчеты и интриги. Иногда напуганная женщина — это просто напуганная женщина.

— Я не планирую ничего, что облегчит ей жизнь, — полушутливо заметил Доусон. Клара, пожав плечами, отвела глаза, и барон добавил более серьезно: — Сочувствую. И тебе, и ей. Если тебя это утешит.

Клара, в тусклом свете казавшаяся совсем юной, лишь молча втягивала в себя дым из трубки.

— Наши миры расходятся, муж мой, — наконец заговорила она. — У тебя — твои драгоценные войны, у меня — мирные радости. И войны явно перевешивают.

— Войны — тоже часть жизни.

— Да, я знаю. Однако помни: все войны кончаются. Оставь что-нибудь и для мирной жизни. Не все твои враги — враги.

— Ты говоришь бессмыслицу, любимая.

— Нет, — возразила Клара. — Просто я вижу мир не так, как ты. Вы с Фелдином друг друга ненавидите, но Фелия, как и я, тут ни при чем. Однако и я с детьми, и она — под угрозой. Фелия твой враг не потому, что ей так хочется, а потому, что так выпало. И когда война завершится — вспомни о тех, кто не участвовал в битвах и при этом остался обездолен.