Тогда я ухожу вместо него.

* * *

Сегодня меня в камере навестил профессор Реджинальд. Я была очень рада увидеть его вместо профессора Александра.

Снаружи камеры стоял один из охранников, что как-то мешало проведению нашего сеанса терапии. В любом случае это была не та терапия, которая мне была нужна.

— Я ни за кого не молился с самого детства, Ла, но за тебя я молюсь каждую ночь. Я хочу, чтобы Бог существовал только потому, чтобы Он мог услышать мои молитвы о тебе. Мне абсолютно безразлично, что это за бог — католический, протестантский, епископальный или сатанистский. Я приму всех и вся в качестве высшей силы, если только она управляет нашей Вселенной исходя из того, что ты в ней присутствуешь как один из элементов, Ла. Бог, который сделает все, что нужно для того, чтобы мы могли быть вместе.

Мы держимся за руки через решетку. Удивительно, как часто тебе попадаются никчемные мужчины на пути, и ты уже отчаиваешься, а потом вдруг откуда ни возьмись появляется твой идеал.

(Вы будете удивлены, но это происходит довольно часто.)

И один из них, мой прекрасный профессор Реджинальд, вызволит меня отсюда.

— 6

Не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, о пожалуйста, я стану хорошей, я всегда пыталась стать хорошей, я не хочу идти туда, не заставляйте меня идти туда, о пожалуйста, о пожалуйста, не заставляйте меня идти туда, я не хочу идти туда, я просто хочу…

— 5

Порой ты добираешься до точки, когда понимаешь, что все будет в порядке. И чтобы ты ни сделала, ничто не может помешать этому.

Надеюсь, что мне удастся добраться до этой точки.

— 4

Мне не удалось поговорить сегодня с Джошуа Бирнбаумом, а только лишь с его помощницей Андреа. Мне кажется, что я не очень-то ей нравлюсь, но ведь, в конце концов, она лишь выполняет свою работу.

Я отношусь к этому с пониманием.

— Мы не перестаем надеяться, Ла, — говорит она мне голосом человека, который перестал надеяться на все, а уж особенно на то, что касается меня. — Джошуа поднял на ноги всех своих должников. Наша последняя мысль — это петиция о милосердии губернатору, исходя из права твоего ребенка иметь мать, когда он вырастет. Если бы ты сообщила нам имя его отца, это могло бы помочь. Ты слушаешь меня, Ла? Ты как-то подозрительно притихла на том конце провода.

Дело вовсе не в том, что я не уверена, кто отец моей малышки. (Хотя я действительно не уверена в этом на сто процентов.) Но даже если бы я знала наверняка, то это не имеет никакого отношения к великому штату Техас.

— К сожалению, я не могу ничем здесь помочь, Андреа, — сообщаю я ей.

Минутная стрелка на больших черных часах, щелкнув, сдвигается с места. Она похожа на топор над маленькой дугой. Звук напоминает рубящий удар.

— О'кей, Ла, — отвечает Андреа. Я уважаю тон, которым она это сказала, пусть даже она меня не любит. — Я передам Джошуа. Мы будем делать все от нас зависящее.

— 3

Чуть не забыла. Два дня назад, после всех тех оскорблений, которыми меня поливал профессор Александр, его зарубили ножом для колки льда на стоянке машин для работников тюрьмы.

Офицер Баррингтон снова заходил ко мне и пробыл у меня все утро, что было приятным событием, которое отвлекло меня от моих забот и волнений.

Офицер Баррингтон начинает мне очень нравиться.

Я только надеюсь, что он будет осторожнее и не попадет в беду, как профессор Александр. Это все, что я хотела сказать по этому поводу.

— 2

Время сейчас идет так быстро, что я едва успеваю вслед за ним. Телеграммы, звонки, формы, которые необходимо подписать, письменные показания и все больше и больше людей, которым я нужна сильнее, чем они мне. «Люби меня, ненавидь меня, займись со мной сексом, поцелуй меня, подержи меня за руку». Как будто все они маленькие детки, а я взрослая, хотя должно быть наоборот.

Но я не встречаюсь с теми, с кем меня никто не обязывает встречаться.

Бедный профессор Реджинальд. Бедный офицер Баррингтон. Бедный шериф Роуленд. Бедные семьи профессора Александра и надзирателя Харрисона и так далее. Кто о них позаботится, когда меня не станет?

Если сидеть очень тихо и притвориться, что ты ничего не замечаешь, то никто не заметит и меня.

Сегодня опять приходил Мануэль. Теперь это другой тип любви, поэтому я не просыпаюсь от его приходов. Это любовь-успокоение.

Даже если, как утверждает профессор Реджинальд, Мануэль на самом деле не существует.

Мой прекрасный маленький Мануэль.

Этот дневник полон моих сокровенных чувств и эмоций. Он отражает то, кто я есть на самом деле. Я женщина, несправедливо обвиненная в преступлениях, которых не совершала. Маленькая девочка, у которой нет ни мамы, ни папы, которые бы ее любили. Жертва коррумпированной системы. Женщина, которая любит и любима. Особенный человек, который никогда не будет существовать более на планете Земля в таком виде, в каком вы ее знаете.

Если ты никому не расскажешь, я тоже сохраню все в секрете.

Я просто хочу быть счастлива всегда, я просто хочу быть свободной.

— 24 часа

Это мое предпоследнее утро в жизни, поэтому я рада, что немного выспалась. Излишнее беспокойство сильно вредит нервам. Я попытаюсь сохранить это состояние до самого конца, хотя у меня все равно не будет времени на беспокойство, потому что буду занята своим спецпроектом.

Не буду рассказывать, о чем он. Просто хочу, чтобы все знали, что жил на свете человек, которого уничтожила эта ужасная система, но который так и не сдался до самого конца.

— 23 часа

Всем так отчаянно хочется заполучить последний кусочек меня самой, что меня утомляет их отчаяние.

Уходите, уходите, уходите, уходите. Особенно вы, профессор Реджинальд.

Я уверена, что есть какой-то выход. Они хотят помешать тебе придумать его, но он есть. Именно поэтому они все время пытаются отвлечь твое внимание, занимают тебя разговорами, дотрагиваются до тебя, заставляют подписывать формы. Они хотят сфокусировать твое внимание на тех способах, которые не смогут тебе помочь, чтобы у тебя не было времени придумать, как можно выбраться отсюда.

Я не хочу причинять никому зла, но не могу просто сидеть и позволять им делать это.

— 22 часа

Кажется, у меня достаточно бумаги, которая мне понадобится для моего спецпроекта.

Ты, ты, ты, ты, ты.

— 17 часов

Не сейчас, радость моя. Может быть, чуть позже.