я на это хотел, — говорил взгляд короля, — но ты, сынок, продолжай, если хочешь, я послушаю».

— Только в твоих летописях это вряд ли будет, я прав? — зло прищурился принц.

— В наших летописях будет то, что ты скажешь, — серьёзно ответил Нолофинвэ. — А пока дай мне договорить. Феанаро уходил в Средиземье, объявив себя королём всех, кто последовал за ним. Я давал слово следовать за полубратом, и сдержал его. Соответственно, формально, Феанаро — мой король. Однако, он погиб героем в Битве-под-Звёздами, сражаясь с огненными Майяр Моргота, многократно превосходящими числом и силой. Если я правильно понял, теперь мой король — старший сын полубрата Нельяфинвэ.

— Отец… — во взгляде Финдекано застыл ужас. — Не надо. Опомнись.

— Выслушай меня, будь любезен.

— Нет!

— Выслушай! Ты знаешь, сколько моих… Подданных Феанаро, формальных подданных Феанаро, переходивших Хэлкараксэ, погибли от холода, голода и нападения зверья?! Знаешь, почему? Потому что он сжёг те тысячу раз проклятые корабли!

— Нельяфинвэ был против!

— А как он это докажет?! И кому интересны его оправдания?! Ты не понимаешь, сын, — едва не потерял самоконтроль Нолофинвэ, — что выросшие в Хэлкараксэ дети, потерявшие родителей, мужья, лишившиеся жён, отцы, похоронившие детей, хотят мести?! Представь себя в подобной ситуации! Они никогда не простят Феанаро и его сыновей, никогда не признают Нельяфинвэ королём!

— Это ты повёл подданных во льды! Ты внушил идею отмщения!

— Я дал слово!

— Феанаро освободил тебя от него, отец!

— Выслушай меня, сын, — очень тихо произнёс Нолофинвэ, — просто выслушай. Если твои слова правда, и я погубил столько жизней, за которые был в ответе, я заслуживаю смерти. И лучше, если казнишь меня ты. Справедливо и без мучений. Но сначала дай мне договорить. По решению Феанаро, король Нолдор в Средиземье один. И сейчас это Нельяфинвэ. Ты спас его из плена Моргота, избавил от страданий, мы общими усилиями вылечим его. Но, если он останется королём, я потеряю власть, а вместе с ней и жизнь.

— Это неправда, отец, — Финдекано начал закипать. — Ты говоришь, что давал слово Феанаро следовать за ним. Следовать! Не занимать его место! Следовать — означает признавать его власть и власть тех, кто будет править после Феанаро.

— Мои подданные не примут…

— Примут! Ты их лидер, отец! Они примут того, кого ты прикажешь принять! Твой певец исполнит правильные песенки, и толпа назовёт своим королём даже Вольвиона!

— Астальдо…

— Ты говоришь, Феанаро мёртв. Да! Он мёртв! А Нельяфинвэ не такой, как его отец! С ним проще договориться о разумном компромиссе! В Валиноре было несколько королей. Равноправных! Мы можем поступить так же! Пусть каждый правит своим народом!

— Против Моргота надо объединиться.

— Военный союз возможен между разными народами, которыми правят разные короли!

— Я не жажду власти, сын, — решил сменить тактику Нолофинвэ.

— Тогда что мешает тебе признать власть Первого Дома Нолдор?

Король молча посмотрел сыну в глаза. Это конец… добрым отношениям в семье. Всё.

«У меня больше нет сына».

— Герой Финдекано Астальдо… Нолофинвион… Двум королям Нолдор в Эндорэ не быть. Проблема… Может быть решена мирно. Или будет ещё одно братоубийство, когда получившие информацию о местонахождении сыновей Феанаро Нолдор Второго Дома обретут свободу действий и право на справедливую месть. За себя. За близких. За любимых. За всех, похороненных в Хэлкараксэ. Либо власть перейдёт к нашему роду, Астальдо, либо прольётся кровь. И воевать с Морготом станет некому.

— Что ты хочешь от меня… Владыка Нолофинвэ? — дрожа от негодования, полушёпотом спросил Финдекано.

— Не вмешиваться.

***

Не помня, как оказался на берегу моря, Финдекано опустился на холодный песок, смотря на быстрые волны, несущие осколки северных льдов. Серая вода, серое небо, серый песок…

В руки легла стрела с наконечником-ромбом. Зачем? Кто же знает…

Дыхание сорвалось, грудь сдавила тупая боль.

— Я не искал славы, — прошептал Нолдо, — шёл по зову сердца, не ради корысти. Я хотел помочь!

Понимая, что жалеть себя — это недостойно, принц убрал стрелу, но потом снова взял, натянул лук и выстрелил в море. Зачем?

Кто же знает…

Надо возвращаться. К отцу. К королю.

Да, он не прав. Во всём. Кроме одного: его действительно придётся защищать или казнить. И для сына выбор очевиден.

С музыкой было лучше

— У вас очень вкусное вино, — улыбнулась Зеленоглазка, возвращая флягу эльфу-знахарю. — Я бы выпила ещё, но тогда меня сморит сон, а я обещала показать травы. Кто пойдёт со мной?

— Все пойдут, — резко сказала Митриэль, заходя в шатёр после короткого разговора с королём Нолофинвэ, — а я посижу с нашим подопечным. Он спит?

— Я зажигала свечи с добавлением зёрен серого дурмана, — посмотрев на лежащего неподвижно, с закрытыми глазами Нельяфинвэ, ответила колдунья. — От него не будет дурноты, и кровь из носа не пойдёт. Жаль, действует недолго. Ладно, нам пора за травами. До скорой встречи, сестра.

Митриэль скривилась. Сестра! Ещё чего!

Зеленоглазка хихикнула и ушла из шатра вместе с остальными лекарями. Стало очень тихо.

Знахарка подошла к столу. Вот лежит корень горького листа, а здесь порошок из жгучего стебля и золотого колоса. Если чуть изменить пропорции и подогреть…

Обернувшись на Нельяфинвэ, Митриэль почувствовала, как начинает колотиться сердце: их в шатре двое, больше никого рядом! Только охрана на улице. Но ведь они ничего не увидят…

«Нет, — запретила себе думать о приготовлении яда знахарка, — нельзя осквернять своё ремесло, смысл своей жизни убийством, даже справедливым. Если и отнимать жизнь, то сталью. Здесь половина всего народа желает смерти этому Нолдо! Я смогу сказать, что кто-то проник в шатёр».

Взяв тонкий длинный нож, эльфийка подошла к постели. Рука почему-то стала непослушной, словно отнялась, пропала чёткость зрения.

«Куда ударить? — с нарастающим страхом подумала Митриэль, смотря на слабо взымающуюся перекошенную грудную клетку, обтянутую полупрозрачной сухой кожей, на которой не было ни одного участка без рубцов. — В сердце? Или лучше пустить кровь из сосудов на шее?»

От подобных размышлений стало настолько жутко, что закружилась голова. И вдруг эльфийка поняла, что Нельяфинвэ смотрит на неё.

С надеждой.

Глаза Митриэль расширились, знахарка отпрянула, и внимательный блёкло-серый взгляд наполнится тоской.

— Ты не