не было — своды тонули в тумане, который во сне Макалаурэ называл пещерной дымкой.

— Если бы не мой отец, — прозвучал голос мамы, — меня бы здесь не было.

— Махтан защищает нас, — это бабушка.

— Да! От моей семьи! От тех, кого я люблю! Это не защита! Отец унижается, оправдываясь перед Валар за мой выбор! Он врёт, говоря, что между мной и Феанаро не было любви! Но моя свадьба не была ошибкой! Я любила!

— И всё-таки ты здесь, доченька. Под защитой. И Анар не жжёт нашу кожу и не слепит глаза.

Тишина. Колонны расступились, в тумане стали видны очертания скульптур. Макалаурэ не успел рассмотреть изваяния, лишь увидел, какими огромными они стали. Их семь.

— Среди них нет тебя, — прозвучал голос мамы, — мой Макалаурэ.

— Почему? — удивился менестрель, но ответа не последовало.

Одна из скульптур дрогнула и рухнула Канафинвэ под ноги. Отколовшаяся правая рука откатилась в сторону, грудь слева разломилась, крупный осколок упал на пол, рассыпаясь прахом.

— У него больше нет сердца? — отступая от обломков, спросил Макалаурэ.

— Есть, но не для нас, — очень отчётливо сказал голос Тэлуфинвэ, и менестрель понял, что слишком углубился в совершенно бессмысленные воспоминания.

— Что? — переспросил он брата.

Младший Феаноринг покачал головой.

— С какого момента повторить?

— С начала.

— Хорошо, — вздохнул Тэлуфинвэ, — я говорил, что Морьо ездил на восток. Он хотел поговорить с местными Лайквэнди, но потом, ничего не объясняя, заявил, что Мориквэнди ему нравятся больше. Неудивительно, правда?

— А что не для нас?

— Восточные земли и их ресурсы.

Младший Феаноринг взял вино, налил себе и брату.

— Я долго ждал, что ты начнёшь разговор, — сдержанно улыбнулся он менестрелю, — но, похоже, тебе мне нечего сказать. Поэтому, первое слово за мной. Я хотел объяснить наше бездействие, — бокалы наполнились прозрачной ароматной жидкостью. — Здесь плохое место для основания города. Жить можно, но слишком скромно. Никто из нас на такое не согласится. Горы далеко, места болотистые. Здесь, конечно, безопасно. Относительно.

— Я с самого начала предлагал сделать то, что говорил и отец, и Нельо! — вспыхнул Макалаурэ, не в силах больше слушать про попытки спрятаться от Нолофинвэ. — Разделиться! Найти земли! Обустроить! Почему до сих пор…

Слова растаяли в воздухе. Скорее бы вернулся гонец!

— Я не хочу править один, — опустил взгляд Тэлуфинвэ, — для меня ничего нет хуже одиночества. Я лучше буду жить в лесу в землянке, но с близкими, чем в роскошном пустом дворце.

— Понимаю, — Макалаурэ выпил вина. — Пойду поговорю с остальными.

— Ничего, кроме сказанного мной, ты не услышишь, — неожиданно резко произнёс младший Феаноринг, но брат уже не слушал.

Посмотрев на опустившийся полог шатра, скрывший менестреля, бывший Тэлеро подумал о том, что так и не решился спросить прямо о выборе жены для Питьяфинвэ.

***

Костры пылали ярко, голоса доносились издалека, и посланник наместника пришпорил коня, вслушиваясь в песни о первом восходе Итиль.

Хотелось думать о лучшем, эльф подставлял лицо ветру, и отступала усталость.

Пламя приближалось, дорога повернула к поляне.

Нолдо понимал, что ему придётся нести Канафинвэ тяжёлые вести, но к тому, что услышал, воин оказался не готов.

А тени всё длиннее

Среди царящей вокруг суеты, казалось бы, невозможно чувствовать себя одиноким и ненужным, однако Артаресто именно так и казалось. Свободные от Моргота земли встретили эльфов братскими могилами, заросшими кустарником незахороненными останками, закованными в сталь доспехов, и резко изменившейся по сравнению с севером погодой: теплом и полным отсутствием дождей. Принц смотрел на сухие деревья и думал, что пришёл к тому же, от чего и уходил. Потом переводил взгляд на молодую поросль и понимал — Средиземье не брошено на произвол судьбы и Моргота: Йаванна заботится о природе, не давая ей погибнуть, что бы ни происходило с Ардой. Это немного согревало, и на лице расцветала невольная улыбка.

Решая, стоит ли говорить с отцом, в то время, как он что-то обсуждает наедине с сестрой, Артаресто, сам того не желая, вспомнил прошлую беседу с родителем и закусил губу. Говорить с отцом не стоит…

«Почему Новэ Корабел так легко разбрасывается дочерьми?» — спросил молодой принц, когда гонец принёс согласие на брак.

«Он не разбрасывается, — отрешённо вздохнул Финдарато, развалившись в кресле, рассматривая переливы света огонька свечи, отражающегося в бокале присланного лордом Кирданом вина. — Он заключает союзы. Отношения между соседями становятся родственными, а не просто дружескими».

«Но ведь Корабел совсем не знает нас! Как он не боится за собственных детей?!»

Финдарато ответил не сразу. Продолжая смотреть сквозь стенки бокала, король из Третьего Дома Нолдор улыбался всё шире, а потом выпил и устремил прямой пронзительный взгляд на сына.

«Видишь ли, Артаресто, — сияющие лучистые глаза пугающе потемнели, — Кирдан видел на своём веку многое. Очень многое. Но не братоубийство. А мы видели. И оцениваем мир совершенно по-другому».

Принц задумался над словами отца, а Финдарато немного помолчал и продолжил:

«За тебя я бы, не задумываясь, отправил в Чертоги Мандоса собственного кузена. А за себя — менестреля Ноло. Но Аклариквет сам виноват: он дал любому желающему ключ от своей души, спев на публике слишком важную для себя песню. У меня тоже такая есть, только никто и никогда её не услышит. Даже ты».

Артаресто был шокирован: отец не доверяет ему?! Как же так?

«А ещё, — добрее улыбнулся Финдарато, — дочери обычно пишут родителям письма».

— Сыновья тоже пишут, — прошептал принц, заходя в шатёр и давая понять слугам, что ему ничего не нужно, кроме одиночества.

Посмотрев на своё отражение в медном развинчивающемся столе, подаренном мастером Махтаном принцу Арафинвэ, когда тот любил путешествовать до Альквалондэ и обратно, Артаресто подумал, что решение не такое и плохое: свадьба с дочкой местного лорда откроет многие дороги. И если Новэ Корабел и правда считает, что прибывшие в безопасные земли эльфы — это любимая родня Феанаро, которую заботливые собратья уберегли от войны и позвали, когда бои закончились, союзы обещают быть крепкими. Только все разговоры заканчивались одним и тем же: «Главное, не болтать лишнего».

Особенно о том, что почти никто не считал сражение в Альквалондэ ошибкой и не винил