— Кано нет слишком долго, — говорила сама с собой Дис, обрывая тонкие, режущие неосторожные пальцы, листья. — Я не должна волноваться, — пыталась убедить себя знахарка, — я же знаю, что с ним всё в порядке!

Рука дрогнула, и острый гладкий листок порвался, сок окрасил кожу ярко-зелёным. Появилось ощущение покалывания. Смочив пальцы росой, Дис взялась за платок, и вдруг в тех местах, где вода соприкоснулась с оставленными соком пятнами, кожу начало больно жечь. Скорее очистив руки тканью, на которой зелёные полосы стали ярко-синими, знахарка обработала появившиеся волдыри, и задумалась. Это растение представляет собой особый интерес для науки и должно быть исследовано! Раньше рядом всегда присутствовала подруга Эль, с которой становились возможными любые невозможные эксперименты, но потом между эльфийками разверзлась пропасть соперничества. Совершенно ненаучного. И пусть битва за постель сына Феанаро оказалась выиграна, Дис не чувствовала себя счастливой. К тому же, теперь стало совершенно не с кем собирать травы.

Отмахнувшись от неуместной тоски, Дис вспомнила о том, кто определённо стоил потери лучшей подруги и возможности полностью посвящать себя интереснейшему занятию, которое было смыслом жизни с раннего детства, и снова напомнила себе, что с Канафинвэ Феанарионом всё в порядке.

***

Это чувство нельзя было назвать отчаянием. Отчаяние бессильно, оно настигает, когда впереди пропасть, по бокам — отвесные скалы, а позади остался слишком долгий путь, за время которого случилось чересчур многое, чтобы повернуть назад. Вот, что такое отчаяние.

Это не было шоком. Нет, шок обрушивается внезапно, словно обвал камней в горах. Сбивает с ног, лишает способности двигаться и мыслить, заставляя лишь судорожно искать спасения. В таком состоянии очень хочется разбрасываться обещаниями. Окажись рядом подлец… Нет, это не шок.

Может быть, разочарование? О, нет! Какое разочарование? Уже давно не осталось иллюзий, рушиться нечему.

Это ничто, пустота. Но… Почему горько?

Значит, что-то живое ещё осталось в этой тьме, где нет опоры, нет привязанности и любви. Что же осталось?

Макалаурэ вздохнул. Именно сейчас, когда Хуан привёл его к тем Нолдор, что когда-то были гордым великим народом, менестрель-наместник осознал то, о чём раньше многие говорили, как об очевидном, но с чём не желал соглашаться сам Канафинвэ: Первый Дом был велик гением Феанаро Куруфинвэ. А что теперь? Что осталось от прежнего блеска? Вот этот лагерь, больше напоминающий убежище погорельцев?

— Здесь полностью моя вина. Я ведь их владыка…

Макалаурэ произнёс вслух то, о чём не хотел даже думать. Хуан посмотрел очень проницательно и чересчур мудро. Эльф ощутил себя нашкодившим мальцом.

— За такое же время, когда мы строили Феанарион, уже были заложены стены, — вздохнул менестрель, словно оправдываясь перед псом, — а сейчас — одни спрятанные в ветках и кустах палатки. Даже рвы не потрудились выкопать.

Снова вздохнув, Макалаурэ, наклонившись в седле, погладил Хуана по холке. Верные наместника осматривались, стараясь сохранять невозмутимый вид.

«Прятаться от Нолофиньо слишком непочётно, чтобы вдохновиться на созидание», — горько усмехнулся про себя менестрель, вдруг осознав, что ему будет стыдно перед спасённым братом-королём, если покажет ему владения и подданных в таком виде.

И здесь тоже нет никаких условий для лечения…

Сдержанно приветствуя подданных, наместник решил сначала обустроить госпиталь, а потом уже привозить в это… поселение… короля.

— Отправляйся к Дис, — тихо сказал Канафинвэ ближайшему верному, — сообщи, что пока о короле придётся заботиться ей. Никаких подробностей увиденного здесь не говори. Просто скажи, чтобы ждали новых вестей и сразу же возвращайся ко мне. С подробным рассказом о состоянии нолдорана Нельяфинвэ.

Эльф кивнул и развернул коня.

Наместник проводил гонца взглядом, но, не успев обернуться, услышал знакомый родной голос. Который слышать совершенно не хотелось.

— Думай, что хочешь, брат-наместник, — с омерзительнейшей ухмылкой заговорил Морифинвэ, видя, что Макалаурэ не рад его видеть, — но я уже заставил этих лентяев работать. И, заметь, — Феаноринг очень властно притянул к себе эльфийку, которая чудом не потеряла расшнурованное платье, — я снова наладил утраченные связи с Авари.

Менестрель не ответил и не спешился.

— А теперь расскажи мне, брат, — Карнистир оттолкнул деву, которая едва не упала, путаясь в одеждах, — почему ты до сих пор жив и свободен? Ты не нашёл тех, кого искал? Знаешь, я бы попробовал тебя догнать, если бы мне сообщили о твоём отъезде чуточку ранее.

— Не старайся, Морьо, — почти беззлобно произнёс Макалаурэ, — я уже сделал для себя все выводы. И вряд ли изменю мнение.

— Я и не стараюсь, — расхохотался Нолдо, — мне действительно интересно, почему тебя не швырнули голым и связанным в какой-нибудь сугроб, чтобы послушать твои отчаянные мольбы о пощаде. Или на севере снега не осталось?

Менестрель снова промолчал, не двигаясь с места.

— Неужели ты не понимаешь, певун из отхожего места, что если хоть часть сказанного в посланиях в бутылях правда, Второй Дом понёс колоссальные потери?! Ты же понимаешь, что дядюшка ни за что не признает в этом свою вину, потому что не хочет лишиться головы? А обвинить нас — это легко и приятно. Ничто так не сплачивает народ, как общий враг. Как думаешь, кто этот Всеобщий Враг?

— Где остальные Феанариони? — с трудом сохраняя невозмутимый вид, спросил Макалаурэ, краем глаза наблюдая за Тэльво, который объяснял собратьям, куда вести дрова и камни, но заметил брата и замер, пристально его рассматривая.

Младший Амбарусса сделал знак глазами, давая понять, что хочет поговорить наедине.

Морифинвэ осмотрелся. И рассмеялся.

Снова погладив Хуана, который не спешил убегать к хозяину, Макалаурэ подумал, что не станет ничего рассказывать братьям о встрече с Финдекано, не выслушав сначала каждого. Нельо нужен покой и забота, а не творящийся здесь хаос. Наверно, лучше взять знахарей и вести их во временный лагерь на север. Главное, уехать так, чтобы Морифинвэ не узнал слишком быстро. Надо только дождаться возвращения гонца.

***

Тэльво сидел молча. Не двигаясь. В какой-то момент Макалаурэ показалось, что он пришёл говорить не с братом, а со скульптурой.

Скульптурой…

То был просто сон, который забылся сразу после пробуждения.

Второй сын Феанаро Куруфинвэ видел себя в постоянно меняющем размеры и очертания зале без какой-либо мебели, колонны то вырастали из однотонного серого пола, то проваливались в воронки. Потолка видно