— Вы уже написали ответ? — спросил я.

— Да, — ответил Оскар все с той же лукавой улыбкой. — Я послал доброму доктору подробнейший отчет о погоде в окрестностях Слоун-Сквер, Албемарль-стрит и Стрэнда — и строку из «Портрета Дориана Грея» в качестве постскриптума.

— И как она звучит?

— «Всякий преступник непременно делает какую-нибудь оплошность и выдает себя».

— Вы в это верите?

— Верю. Я знаю, что это правда.

— И с какой целью вы послали Артуру такой постскриптум?

— Я позволил себе легкое порицание в его адрес, хотел, чтобы он знал, что я продолжаю заниматься расследованием. Вот и все. Он может и дальше игнорировать единорога в углу, я же не стану. Я намерен раскрыть тайну, Роберт. Мы с вами это сделаем!

— Что же, так тому и быть, Оскар, — сказал я, поднимая свой бокал в его честь.

Энтузиазм Оскара был заразительным и милым.

— Мне кажется, следующая серия наших бесед с разными людьми покажется вам особенно интересной, — продолжал Оскар. — Я надеюсь, кто-нибудь из гостей мистера Беллотти снабдит нас последней уликой.

— Последней уликой! — воскликнул я. — Я не уверен, что мне известна первая, Оскар!

— Бросьте, Роберт. Мы уже почти закончили. Неужели вы и сами не видите? Перечитайте свои заметки, сверьтесь с дневником. Встретимся в следующий вторник в полдень. Устроим rendes-vous на северной стороне Вестминстерского моста, не возражаете? Я на пять дней уезжаю в Оксфорд. Джон Грей составит мне компанию. Мне предстоит выступить с лекцией на тему: «Поэзия и страдание». Истина состоит в том, что поэт может перенести что угодно, за исключением опечатки, но является ли Оксфорд подходящим местом для истины? Я не знаю. Мне лишь известно, что я постараюсь воспламенить своими словами сердца выпускников, а Джон Грей попытается успокоить их, раздавая мои локоны. Мы хорошо развлечемся. Берегите себя, пока меня не будет, Роберт.

Оскар сказал мне — ясно и четко, — что уезжает в Оксфорд на пять дней. Однако через четыре дня я своими глазами видел, как он ехал по Стрэнду в двухколесном экипаже.

На самом деле, первой его заметила Вероника Сазерленд. Мы обедали в отеле «Савой» — нелепое расточительство с моей стороны, но день выдался холодным и мрачным, и Вероника сказала, что ей хочется в тепло и яркий свет электрических ламп «Савоя». В результате мы вышли на Стрэнд немногим позже половины четвертого и стояли на тротуаре, держась за руки. Я смотрел по сторонам, делая вид, что ищу свободный кэб, но надеялся, что меня ждет неудача (путешествие на метро от «Чаринг-Кросс» до «Слоун-Сквер» и дешевле, и быстрее).

— Смотрите! — воскликнула Вероника. — На противоположной стороне улицы, мистер Уайльд… и красивая молодая леди. Как вы думаете, она актриса?

Я повернулся в том направлении, куда указывала Вероника, и действительно с боковой улицы, ведущей к театру «Лицеум», на Стрэнд выехал кэб, в котором сидел Оскар. Он смеялся, закинув голову назад, и выглядел совершенно счастливым. Это был точно он — в экстравагантном зимнем пальто бутылочно-зеленого цвета, с каракулевым воротником, но молодую леди я никак не назвал бы красивой. Конечно, черты ее лица скрывали капюшон и шляпка, но я сумел увидеть вполне достаточно, чтобы понять, что это та самая девушка с изуродованным лицом, которую я заметил на втором этаже в доме на площади Сохо.

— Вы думаете, она актриса? — снова спросила Вероника.

— Понятия не имею, — ответил я, — но я бы не назвал ее красивой.

— Неужели? — удивленно спросила Вероника. — У мужчин такие странные представления о женской красоте. А я утверждаю, что она прелестна. Мистер Уайльд неравнодушен к красоте, разве нет?

— И к ужасам уродства, — ответил я. — Он не раз при мне переходил на противоположную сторону улицы, чтобы не встречаться с теми, кому судьба не даровала красоты. Он считает уродство формой болезни, поэтому мне странно видеть его в компании именно этой молодой леди.

Между тем кэб скрылся в сгущающихся сумерках.

— Вы ошибаетесь, Роберт. Если вы полагаете, что она уродлива, то странным следует считать вас.

— Возможно, все женщины кажутся мне обыкновенными по сравнению с вами, — сказал я.

— Вы очень галантны, мистер Шерард, — улыбнулась Вероника, сжимая мою руку и разворачивая меня в сторону Трафальгарской площади. — Я желаю насладиться прогулкой с таким блестящим джентльменом. Вы проводите меня до «Чаринг-Кросс»? Там мы сможем сесть на поезд подземки за два пенса.

Я наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Скажите мне, — сказала она, когда мы зашагали по улице, — я давно хотела вас спросить, когда мистер Уайльд познакомился с мистером Джоном Греем?

Когда я встретился с Оскаром в полдень двадцать пятого января 1890 года, как мы и договаривались — в последний вторник месяца, — он выглядел замечательно. Его крупное лицо было бледным и одутловатым, как и всегда, но глаза необычно блестели. Я заметил его первым — Оскар улыбался. Его улыбка, обращенная к вам, могла смутить: у него были обесцвеченные, слегка выдающиеся вперед зубы, но на сей раз, она казалась спокойной и естественной. Так улыбаются умиротворенные люди. Иногда, как мне кажется, лицо говорит нам куда больше, чем маска.

— Вы хорошо выглядите, Оскар, — сказал я, тепло пожимая его руку.

Он был в канареечно-желтых лайковых перчатках и зеленом пальто с каракулевым воротником, в котором я его видел на Стрэнде два дня назад. Шею Оскара украшало гофрированное желтое жабо, скрепленное бриллиантовой булавкой для галстука. В руке он держал тонкую черную трость, какие носят офицеры.

— У вас новая трость? — спросил я.

— Верно, — с довольным видом ответил он и взмахнул обновкой. — Я сделал себе подарок. К моему сожалению и великому неудовольствию Констанции, я потерял вашу замечательную трость со шпагой, Роберт. Впрочем, я уверен, что она найдется. А пока я приобрел эту черную трость из ротанга, чтобы хулиганы и бродяги держались от меня подальше.

— Несомненно, это поможет, — сказал я.

В тот день Оскар разоделся, словно павлин — иногда у него бывало такое настроение. Я немного напрягся, понимая, что следует сделать еще один комплимент.

— Вы похожи на молодого прожигателя жизни.

— Рад это слышать, Роберт, — ответил он, склонив голову, чтобы показать, что принимает мои слова. — И я всем сердцем с вами согласен! Благодарю вас, мой друг. Я в полном порядке, давно уже так хорошо себя не чувствовал. Сегодня я живу по-настоящему. Умение жить так редко встречается в нашем мире. Большинство людей существуют, и не более того. Какая напрасная трата времени! Я только что говорил старушке Темзе, какое это благословение быть рекой. Океаны и моря приходят и уходят. Озера и пруды гниют. Но река течет, река катит свои воды вперед, река всегда в движении.