Не знаю, сколько прошло времени. Когда я окончательно пришла в себя. Я лежу на постели. Ощущаю прикосновения шершавого языка. Повернув голову, вижу, рядом со мной лежит огромный волк, и он тщательно вылизывает мои руки. Боли больше нет. Совсем. Ни капли. И страха тоже. Почему-то мне спокойно.

Заметив, что я очнулась, зверь приветливо машет огромным хвостом, урчит и продолжат свое занятие. Кто это? Рэймонда я бы узнала. Этот волк серый, с белой грудью и носочками на лапках. Глаза — светлый янтарь.

Не вижу своих рук. Они полностью скрыты мордой зверя. Даже боюсь представить, насколько все покалечено.

— Кто ты мой спаситель? — губы дрогнули в едва заметной улыбке.

Волк спрыгивает на пол. На моих глазах шерсть начинает исчезать, тело немыслимым образом выкручивается. Лапы превращаются в тоненькие аккуратные пальчики. Зрелище чем-то завораживает. Есть в обращении какая-то неведомая магия.

Передо мной предстает обнаженная Мегги. Смущенно оглядывается. Накидывает мой халат.

— Простите, возьму вашу вещь. Во время обращения моя одежда порвалась в клочья. Как вы, Вивьен? — присаживается на край кровати, трогает мой лоб. Потом склоняется над руками.

— Ты мне и объясни Мегги, что тут творится? — пытаюсь приподняться, но она не позволяет.

— Пока не двигайтесь. Я сейчас перемотаю ваши руки. Нанесу мазь. И скоро все заживет, — никогда прежде не слышала у нее такого заботливого голоса.

— В крем подмешали какую-то дрянь?

— Кислота. Там все тюбики… такие…

Пробую пошевелить пальцами. Получается с трудом. Боль появляется снова, но по сравнению с тем, что было — это отголоски.

— Что с моими руками?

— Я вовремя успела. Сразу среагировала. Слюна оборотня обладает заживляющими свойствами. Не переживайте, Вивьен, скоро все заживет. Думаю, даже следов не останется, — ободряюще мне улыбается.

— Ты меня спасла. Почему? Я была уверена, всем в этом доме мои мучения доставят наслаждение.

Поднимает голову. Смотрит мне в глаза. Долго. Сосредоточенно.

— Я не могу вас ненавидеть. Должна, и не могу, — выглядит при этом какой-то растерянной. Словно в душе у нее происходит борьба, в которой она до конца не может разобраться.

— Спасибо, Мегги! — забываюсь, хочу взять ее за руку, и морщусь от боли.

— Вивьен! Не надо! — держит мою руку бережно, аккуратно. Смазывает чем-то.

Все руки красные. Но нет опухоли, ран. Если вспомнить ощущения, то я думала, останусь без кожи. А благодаря волчице, все кажется, не так печально.

— Ты знаешь, кто это сделал?

— Нет, — вздыхает.

— Но догадываешься?

— Вивьен, по правде говоря, это мог сделать кто угодно. Даже те, с кем вы еще незнакомы.

— А вы утверждали, что мне ничего не угрожает. Отлично. Если бы я нанесла крем на лицо? Рэймонда нет дома. На это и был расчет. Мне некому было помочь. А обезображенная, я буду отталкивать альфу. А руки — это намек, чтобы я не приближалась близко к нему. Верно, я рассуждаю, Мегги?

— Ты не так глупа, женщина, — на пороге возникает седовласый оборотень. Невольно вздрагиваю. Вжимаюсь в матрас. — Полагаю, этот инцидент заставит уяснить тебе твое место. Быть молчаливым придатком к моему сыну. На большее не рассчитывай.

Шкафоподобный верзила, лицо словно высечено из камня. Полное отсутствие эмоций. Голос вызывает дрожь ужаса. Улавливаю сходство с Вальтером. Папенька собственной персоной пожаловал.

— Доброго дня, Чарльз, — Мегги вскакивает, склоняет голову, — Мы ожидали вашего приезда!

— Я заметил, — рычит — Кто позволил тебе вмешиваться? За свое самоуправство будешь наказана, нерадивая девка.

Волчица вздрагивает, как-то вся сжимается, кажется, даже становится меньше.

— Так это ваши проделки? — приподнимаюсь на локтях. Вижу его впервые, а же в душе зарождаются чувства сродни ненависти.

— Слишком мелко, — издает мерзкий смешок. — Я играю по-крупному, женщина. Но я понимаю того, кто это сделал. Тебе устроили встречу, которую ты заслуживаешь, — переводит взгляд на Мегги, — А ты на выход! Живо!

— Нет! Она останется тут, до прихода Рэймонда! Вы не посмеете ее наказывать за помощь! Не позволю! — я слабо представляю, что могу сделать против громадного оборотня. Но знаю точно — волчицу в обиду не дам.

— Борзеешь, — усмехается, — Что ж за смелость, получишь отсрочку. Подождем сына. И тогда ты уяснишь свое место в этом доме.

Уходит. Еще на одного врага в доме стало больше. Рэймонд скоро вернется. Чувствую, он уже близко. Только не отнимет ли его приход мою последнюю надежду?

Мегги вздыхает, громко, грустно. А я пытаюсь унять дрожь. После встречи с папенькой даже руки стали болеть больше. Я ранена. В стане врага. И даже не могу самостоятельно поесть, одеться. Положение не позавидуешь.

— Ты ведь знала, что так будет. И все равно помогла, — смотрю на девушку. Она присела в кресло напротив. Подтянула ноги к груди. Вжалась в маленький комочек. Даже представить сложно, что еще несколько минут назад — она была здоровенным волком. Мегги боится. Стая — ее семья. И она пошла против них. Вряд ли у нее получится в скором времени заслужить прощение.

— Не было времени на раздумья, любое промедление могло нанести вам неотвратимые последствия.

— Я у тебя в долгу. Обещаю, сделаю все, что смогу, чтобы последствия не ударили по тебе.

— Знаю, — грустно усмехается.

А что я могу сделать? Только просить Рэймонда. Даже если он отменит наказание, отношение стаи все равно изменится. Она в их глазах предатель. И я чувствую свою вину. Все из-за меня. Не первый раз. Может, действительно я приношу только горе? Не специально. Не осознавая.

Невеселые мысли одолевают. Мы молчим. Мегги смотрит в пол, а я в потолок.

— Рэй совсем непохож внешне на отца. Не единого сходства, — протягиваю задумчиво, чтобы хоть как-то заполнить удушающую пустоту.

— Он копия своей матери. Характер. Внешность, — в голосе звучат теплые нотки.

— А где его мать? Осталась в стае? Не поехала в город.

— Ее больше нет, — еще сильнее вжимается в кресло.

— Что случилось? — спрашиваю глухо.

— Несчастный случай. Со скалы упал огромный камень и… Деборы не стало, — по щеке катится одинокая слезинка. Волчица до сих пор скорбит.

— Сожалею… Прости, я не хотела затронуть болезненную тему.

— Все хорошо, — делает попытку улыбнуться. — Она была очень доброй, необычайно светлой, мы ее очень любили. И любое воспоминание воскрешает Дебору в памяти. Она жива тут, — кладет руку себе под грудь, — в сердце каждого члена стаи.