Малиновский частенько прерывал бурную деятельность в столице, пытаясь развеяться в комфортабельном загородном доме Ульяновых в Высоких Татрах. Так как Департамент полиции не выдавал ему паспорта для частных поездок за границу, хозяева поручали своему помощнику А. Браму[386] (Н. В. Крыленко) обычным тайным путем нелегально переправить его через границу из Русской Польши с австрийскими документами и препроводить к Ленину в Краков или Поронин. Он бывал там «чаще других» депутатов Думы, по словам Ленина — «раз 6 или 7»[387], задерживаясь более или менее надолго (до нескольких недель), чтобы отдохнуть и получить новые инструкции. Психологически дом Ульяновых, видимо, стал для него вторым родным домом. Он питал к ним обоим безграничное доверие и несколько раз в моменты крайнего душевного напряжения и страдания сбрасывал перед ними возложенное на него бремя двойной игры, становившееся все нестерпимее. Говоря позже в свидетельских показаниях о его растущей нервозности и несдержанности, приступах рыданий и пьянстве по ночам, чета Ульяновых и их близкие соратники обошли молчанием тот факт, что их гость в слезах, с немым укором поверял им муки своей совести («порвались нервы… я… плакал, как маленький ребенок… не было спасения, видел, что не переживу никоим образом») и выражал намерение сложить с себя депутатские полномочия[388]. Если Ульяновы и их гости оставались глухи к этим воплям отчаяния (Крупская объясняла «слабость нервов» Малиновского тем, что «Роман заработался»[389]), то у верующего православного, отца семейства Белецкого Малиновский нашел понимание. Когда он стал просить Белецкого об увольнении ввиду своего душевного состояния («заявил… что не могу больше, что я могу кончить самоубийством») и ради жены и сыновей, тот перекрестился и обещал помочь[390]: «Ну хорошо, нужно только подыскать удобный момент»[391]. Но прежде, чем Белецкий смог что-то предпринять, его самого уволили со службы (в январе 1914 г.).

Чем больше выгоды извлекал Ленин из работы Малиновского на охранку, приобщая агента к своей деятельности в пользу спецслужб центральных держав, тем меньше имел желания от нее отказываться. Предположительно впервые он раскрыл Малиновскому свою связь с разведкой летом 1913 г. в Поронине[392]. Малиновского, единственного из думских депутатов, позвали в летнюю резиденцию Ленина на приватное совещание, в котором участвовали лица, облеченные исключительным доверием вождя: Крупская, Зиновьев и Каменев. Там ему дали задание найти в Москве двух учеников для планировавшейся в Поронине «партийной школы» пропагандистов (скорее всего, филиала создаваемой Эвиденцбюро «школы конфидентов»[393]), а кроме того, подыскать и рекрутировать как можно больше «агентов», с помощью которых Заграничное бюро ЦК намеревалось контролировать российские органы партии. Эти меры были обусловлены ужесточением требований секретных служб к русским сотрудникам. Видимо, в связи с обсуждением деликатного вопроса о партийных «агентах» Ленин еще сильнее сузил круг участников, отослав Крупскую и Каменева, так что остались только он сам, Зиновьев и Малиновский! И в этом-то теснейшем кругу Малиновского, разъясняя ему необходимость новых мер внутрипартийного контроля, вероятно, просветили насчет связей Ленина с секретными службами центральных держав.

Во время рождественских каникул 1913–1914 гг., проведенных Малиновским у Ленина, его, возможно, представили германской разведке, когда он совершал «турне по Европе»[394], которое устроил своему подопечному Белецкий. В намеченных в Петербурге точках маршрута — Краков, Париж, Брюссель, Краков — за ним следили филеры Департамента полиции. Однако, судя по имеющимся документам, полиция явно не узнала о довольно длительных остановках Ленина и Малиновского в Берлине (дважды — в начале и в конце путешествия), державшихся в секрете и потому даже в лениноведении оставивших ничтожно малый след, а также о заключительном визите Малиновского в Вену[395].

6 января 1914 г. (24 декабря 1913 г. ст. ст.) Ленин в присутствии Малиновского уведомил своего берлинского партийного связного, армянского большевика В. М. Каспарова, что, возможно, будет в Берлине два часа проездом[396]. 15 (2) января он вместе с Малиновским отправился из Кракова в Берлин, где, согласно советской литературе, «встречался с латышскими большевиками, обсуждал вопросы предстоящего IV съезда СДЛК [Социал-демократии Латышского края]»[397]. Предполагавшиеся два часа превратились в два-три дня[398]. Поскольку в Париже, помимо возлюбленной, Ленина ждали неотложные дела (в том числе два митинга, посвященные годовщине «Кровавого воскресенья» 22 января), вряд ли он задержался в Берлине случайно. Каспаров (партийный псевдоним Берлинец), видевшийся с Лениным в Берлине настолько тайно, что их встреча (или встречи) не нашла (не нашли) отражения в известных документах, слыл одним из большевистских агентов секции IIIb Большого генштаба и ленинским связным с этим учреждением (см. ниже); придя по просьбе Ленина на вокзал к прибытию его поезда, он мог передать ему сообщения, вследствие которых совместное пребывание Ленина с Малиновским в Берлине несколько затянулось по воле упомянутой службы или по договоренности с ней. Согласовать действия на месяцы, остававшиеся до начала войны, было в обоюдных интересах, и вполне вероятно, что Ленин представил ей Малиновского как своего лучшего человека в Петербурге, которому в планируемых Берлином беспорядках в преддверии мобилизации отводилась роль революционного агитатора бастующих рабочих с высокой думской трибуны.