Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Запретный плод сладок, как в Библии сказано. Намечай венчание, если в мужья взять согласна.
Вопрос деликатный, тонкий. Никита не ровня дворянке. Когда соединялись семейными узами, выбирали из своего сословия. Из другого – редкость, когда любовь вовсе неземная, чаще мужчина по положению выше. Если женщина дворянка, выйти замуж за купеческого сына ей родители не дадут, без благословения нельзя. У Анны Петровны родителей уже нет, почили в бозе, как и муж. Сама хозяйка, ей решать. Никита вроде как примак. Со стороны посмотреть – на земли, на богатство позарился. А только богатство его стараниями создано. Имение от мужа досталось, что в Губино было, так продано выгодно, опять же Никита постарался. А во время Смуты разорено будет шайкой самозванца да польскими шляхтичами. Анна Петровна раздумывать ни секунды не стала.
– Согласна, люб ты мне! Как увидела в первый раз, к сердцу припал. Благословлять меня некому, а слово моё твердо!
– А Дворянское собрание? Осудят же!
– Мне всё едино. На чужой роток не накинешь платок.
– Когда?
– После Великого поста. Торопиться зачем? Сейчас распутица, в храм на венчание не проедешь. Да и заранее гостей-свидетелей известить надо, на всё время уйдёт.
Вот практичности у Анны Петровны не отнять. Пообщались немного, да снова Никита за перевод фолианта уселся. Без «Словесника», что монах Варсонофий дал – не одолеть сложный текст. Уже до искомого, самого лакомого добрался – до таинств алхимии, практических описаний. Памяти не верил, всё записывал. Хотя некоторые фразы и слова в тупик ставили. Вот что значит – взять щепотку эфира. Эфира в медицинском понимании, наркоза, ещё не было, да и жидкий он. А здесь щепотка. Кроме того, многие материалы имели своё обозначение. Например, серебро – Луна, золото – Солнце, железо – Марс, свинец – Сатурн. Сплошь символика и вместо слов – символы, чтобы непосвящённый не отгадал. Месяц ушёл на перевод, который записывал. Потом перечитывать стал, отбросив философскую подоплёку. Наиболее ценные указания на отдельный листок заносил, и каждый вечер его прятал в щель под подоконником.
Наконец решил попробовать. Зря, что ли, флигилёк во дворе для себя присмотрел. Только для этого кое-какие реактивы нужны. Сначала в Городец, зашёл в монастырь Фёдоровский. Монаху Варсонофию «Словесник» с поклоном отдал и рубль серебром. Монах хмыкнул, но деньги взял.
– На нужды монастыря пойдут. Бумагу купить, краски.
Никита поблагодарил, как мог, и на пристань. До Нижнего на возке уже не добраться. А лодкой или судном можно, холодов ещё не было, лёд не встал на реке. Надежда у него на ярмарку была. А добрался на судёнышке и разочаровался. От торговцев едва ли треть осталась. Кто из дальних краёв, поспешили до непогоды убраться по отчим краям. Но кое-что купить удалось – свинца пару фунтов, ртути склянку, квасцов. Обычно их применяли для дубления шкур. Склянок, узелков с порошками, горшочков набрал целый узел, довольно тяжёлый. На судне уже затемно в Городец вернулся. До Смольков пять вёрст, а темно и грязь по колено. Решил на постоялом дворе остановиться, а утром – в путь.
Утром проснулся – за окном бело, снег выпал. Двинулся в путь, под лёгким, пушистым снегом жидкая грязь, сапоги утопают. Пока до имения добрался, выпачкался и выдохся. Но доволен был, можно к опытам приступать. Кафтан портомойке отдал – почистить. Пообедал, Анна Петровна тоже к столу пристроилась. Любопытство терзает – ночь отсутствовал, грязный вернулся, да узел притащил, дурно пахнущий. Впрочем, после обеда Никита узел во флигель перенёс, с бережением склянки и горшочки по полкам расставил. А уж потом за опыты принялся. Листок бумаги перед собой уложил, чтобы не упустить ничего. Весы равноплечие поставил, коими ювелиры пользуются. Гирьки при них малюсенькие и обозначения на них смешные – 1/2 зол. Стало быть половина золотника. А ещё пересчитать пропорции с иноземных на русские надо, у них фунты с нашими разнятся по весу. Давненько он такой работой не занимался, с наслаждением взялся. С Антипом в подвале работа грубая была – пару ведер породы и амальгамы кусок, и стой, меха качай. А теперь на граммы расчёт. Вначале он полагал, что Антип – последний алхимик на Руси, а он лишь подмастерье. Ан нет, похоже, последний – он. Сомневался Никита, что кто-то ещё на Руси сейчас химикатами дышит после прочтения трудов Луллия. Не факт ещё, что Луллий все подробности в книге описал, мог кое-какие секреты утаить. Сознательно – пусть любопытствующие сами, своими мозгами к нужному заключению придут. А не смогут – недостойны, сами виноваты и нечего в стан посвящённых лезть. А мог иносказательно пояснить – всякими Меркуриями или Венерами. Не со всеми значками Никита разобраться смог. В «Словеснике» перевод с латыни, а не символика алхимиков.
Первый опыт неудачным вышел. Вроде пропорции правильно взвесил и рассчитал, а в итоге из глиняного горшка зелёный дым повалил, от которого дыхание перехватило, потом горшок нагрелся да и треснул. Другой бы расстроился, но Никита твёрдо знал, в науке отрицательный результат – тоже результат. Стало быть, неправильной дорогой идёшь. Хотел опыт повторить, но с другими пропорциями, а в единственной комнате флигеля темно уже. Осенью темнеет рано. С сожалением и неохотой флигель покинул.
Весь окружающий мир для него как будто с этих пор перестал существовать. Утром завтракал, но, увлекшись работой, забывал про обед, а порой и про ужин. Принёс старую одежду во флигель, потому что приличную уже испортил химикатами – дырки, пятна, въедливый неприятный запах. Каждый день по несколько опытов и пока все неудачные. Сколько склянок и горшочков испортил – не пересчитать. Похудел сильно, одежда болталась.
В один из дней за завтраком Анна Петровна посмотрела на него с жалостью.
– Никита, зачем изводишь себя? Возьми холопов, пусть помогают.
– Чем они помогут? У меня труд умственный!
Никита по голове себя постучал костяшками пальцев.
– Смотреть на тебя жалко, скоро штаны сваливаться будут.
– Потом отъемся, – махнул рукой Никита.
– Венчание скоро. Что люди скажут?
Оно так. Человек, живущий в достатке и довольстве, по местным меркам, упитан должен быть. А худой – либо больной, либо злой, жёлчный. В таком случае от такого подальше держаться нужно.
Не всё Никите в здешних порядках нравилось. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, поговорка древняя и известная. Но кое-что не помешало бы современному миру перенять. Вот жалуются женщины – измельчали мужчины, ответственность на себя брать не хотят. Оно и верно – метросексуалы в Средние века вещь немыслимая. А только Никита корень зла видел в женщинах. Кто воспитывал мальчика в Средние века? Мужчина. В селе – отец, своим примером, а потом и привлечением к работам. Сын быстро учился – как коня запрячь, плуг в руках держать, дерево срубить, костёр разжечь. В дворянских семьях мальчика воспитывал дядька. Не который родня, а воспитатель из старых или увечных боярских детей или воинов. Из лука стрелять учил, саблей владеть, тактике боя, обращению с лошадью. А пуще всего честь беречь. Кто мальчиков воспитывает сейчас? В детском саду женщина-воспитательница, в школе женщина-учитель. В школе мужчин-учителей по пальцам одной руки пересчитать можно, как правило, директор и учитель ОБЖ, из отставных военных. А дома мама, которая гвоздь забить не научит или электрическую розетку отремонтировать, потому как сама не умеет, не женское это дело. Папа же, у кого он есть, с утра до вечера на работе, а в выходной на рыбалке, либо по иному развлекается. Может, и не прав Никита, мироустройство поменялось?