Книготорговец, как только о книгах услышал, махнул рукой на две пыльные полки.

– Выбирай любую.

Упорство всегда вознаграждается. Нашёл он рукописную книгу в тиснёной телячьей коже. Заглавные буквы красной тушью выписаны, прописные – чёрной. Перелистал Никита несколько страниц, причём бумага рисовая. Рисунки есть с пояснениями. А только разочарование овладело. Весь текст на латыни, которой он не знал. Всё же решил купить, редкость большая, в государстве Московском если и сыщутся подобные, то не больше десятка. Язык же изучить можно, у тех же священников. Кто из них шибко грамотный, не только глаголицу знают и кириллицу, но и греческий, и латынь. Ещё одна трудность, но решаемая.

Фолиант толстенный купил, отдав пятьдесят копеек. Книготорговец едва радость скрывал, получив деньги. Никита же торговаться не стал, слишком редкая книга, к тому же не думал, что очень дорого. Впрочем, смотря с чем сравнивать. Верховая лошадь рубль серебром стоила, говяжья туша зимой – полтинник, а пирог с рыбной начинкой, троим от пуза наесться – полушка медная.

Книготорговец расщедрился, кусок рогожи дал, книгу завернуть. Никита в городе задерживаться не стал, только и осмотрел Святую Софию, собор в Кремле. До его дней собор не дойдёт в первозданном виде, разрушен будет неоднократно и восстановлен. Но всё же новодел, особенно после Великой Отечественной войны, немцы постарались, разрушили.

Корабельщики, купив товар или подрядившись доставить в другой город, старались к вечеру уйти, чтобы портовый сбор не платить. Отойди от города несколько вёрст и ночуй у берега бесплатно. Никита судно нашёл прямо до Нижнего, до ярмарки. По Волхову вниз по течению шли, на ночёвку встали. С утра на вёслах по Неве, а Ладога непогодой встретила. Велико озеро, берегов не видно и волны не меньше, чем на море. Кормчий в небольшом затоне встал, где уже другое судно непогоду пережидало.

Ветер быстро стих часа через три, и поплыли дальше. Кормчий с тревогой поглядывал на север, где чернели тучи. Судно под парусом шло довольно быстро, но кормчий посадил команду на вёсла, до темноты он хотел пройти Ладогу, известную своим капризным и непредсказуемым нравом. Уже в темноте вошли в Свирь, соединявшую Ладожское и Онежское озёра. Команда выбилась из сил, потому пристали к берегу. Судно привязали причальными концами за огромный валун. Никита принялся собирать валежник, разводить костёр. Совсем рядом над Ладогой началась гроза. Громыхал гром, сверкали молнии, ливень стоял стеной. А над Свирью лишь ветер. Кормчий довольно ухмыльнулся в бороду, пронесло на этот раз, а сколько судов, застигнутых бурей врасплох, покоится на дне озера? Никита и кулеш сварил, кликнул корабельщиков к ужину. Уселись члены команды кружком, поели молча, спать улеглись. Переход здорово вымотал.

Утром сил прибавилось, отдохнули, позавтракали, уже с шутками-прибаутками. Ели на судах по два раза в день – утром и вечером, экономя драгоценное светлое время суток. На больших судах, вроде морских ладей, на корме небольшой каменный очаг был установлен на железном листе, могли готовить на ходу.

По Свири шли против течения, но под парусом, ветер попутный. За несколько дней до Онежского озера дошли. Дальше уже путь Никита знал – Белое озеро, Шексна, Ярославль. Здесь Волга, просторы широкие, река полноводная, судов полно. А ночи уже холодать стали, чувствовалось приближение осени. Она и так задерживалась. Может, бабье лето настало? Но чем ниже по Волге спускались, тем делалось холоднее. А одежда у Никиты летняя, зябко стало. С трудом, с хлюпающий носом, добрался до Нижнего. Сразу на торг, купил армяк, более подходивший ремесленнику или селянину, потому что денег уже оставалось в обрез, только извозчика нанять до Смольков да сегодня переночевать на постоялом дворе. Зажав под мышкой холстину с фолиантом и скромный узелок с исподним, направился на постоялый двор. Ох, не зря поговорка есть – встречают по одёжке, провожают по уму. Только ум не виден. Хозяин только взглянул на него, бросил пренебрежительно.

– Людская там! – И рукой показал. – Если есть будешь, плата отдельно, за ночёвку на лавке копейка.

– Мне отдельную комнату.

– Алтын и деньги вперёд.

Видимо, не внушал доверия Никита. Выспался всласть на мягкой перине и в шелке, утром позавтракал скромно – жаренным карасём и кружкой горячего узвара, нечто вроде компота, да ватрушкой с творогом. Извозчика нанял у каретного ряда – и в имение. Соскучился по имению, вроде дома родного в этом времени. А ещё по Анне Петровне. Единственный относительно близкий человек. Странные отношения складывались у них. Не супружница законная, не любовница, не сестра и не родня. Он управляющий, она владелица имения и его наниматель. Но нечто более близкое, тесное связывало обоих. Не эликсир ли, омолодивший Анну Петровну? Вероятно, тайна преображения и связывала, да дружба, что редко бывает между мужчиной и женщиной.

В дом вошёл без стука, всё же жилец он, не гость. На поварне суета, шипение сковородок, стук чугунков, перебранка. Сразу в свою комнату идти неудобно. Хозяйке на глаза показаться надо, иначе обида, неуважение, небрежение явил.

Никита и пошёл к поварне, на голоса. Открыл дверь, сразу аппетитные ароматы в нос ударили. В поварне у печи обе кухарки суетятся, пред ними хозяйка стоит. Никита её фигуру с любого ракурса узнал бы. Кухарки Никиту увидели, смолкли, на него смотрят. И Анна Петровна обернулась полюбопытствовать – кто без стука смел явиться? Оба застыли. Никита хозяйку два месяца не видел, изменилась она, не столько помолодела, сколько похорошела, просто красавицей стала. Как же он раньше не замечал? Или она не была такой? И она замерла, появление Никиты неожиданным было. Сделала шаг навстречу. Кабы не кухарки, бросилась бы на шею, обняла. Глаза засияли, улыбнулась, белые зубки показав. На щёках ямочки, румянец.

Никита еле глаза отвёл, поражён был. Но взял себя в руки, поясной поклон отвесил.

– Из дальних краёв прибыл. Не забыли ещё? Али другого управляющего нанять изволили?

Шутил Никита, а сердце ревность кольнула. Вдруг ухажёр объявился, пока его не было? Соседи есть, правда, женаты все, да сердцу не прикажешь, если такую красоту увидишь.

– Рада видеть в добром здравии, Никита. Чего ты в наряде скромном, неподобающем?

– Денег на хорошую одежду не хватило, с пустой мошной вернулся, барыня.

– Не называй меня так. Иди переоденься, потом к столу жду. Заодно поведаешь, где был, что видел. У меня как сердце чувствовало, что сегодня вернёшься. Кушаний побольше кухаркам заказала.

Оба вышли с поварни. Никита спросил.

– Как тут без меня? Никто не погорел, урожай собрали?

– Богатый урожай случился, малый амбар заняли. И тиун две седмицы тому приезжал, деньгами расплатилась.

Получалось, как отчитывалась барыня перед управляющим, вроде жена мужу после возвращения. Никита дверь в свою комнату открыл, и хозяйка за ним. Узелок и книгу на стол положил, армяк сбросил, на деревянный гвоздик повесил. Повернулся, а Анна Петровна к нему бросилась, обняла крепко. И Никита её обнял, поцеловал. Как-то само получилось, что губы встретились. Губы у Анны мягкие, нежные, сладкие – не оторваться. Никиту жаром обдало, желание вспыхнуло. Анна Петровна оттолкнула его, ладонями пунцовые щёки прикрыла.