— Весь каньон был их огромной норой.

— И что с ними стало? Отец попечителя их прогнал?

— Черта с два! — мотнул головой Ренато. — Ты же сам видел, как Дух реагирует на любое насилие.

Сичел наклонился вперед и прошептал:

— Как-то в восточном крыле я встретил санитара, который ухаживал за умалишенным. Псих ему весь день житья не давал, крыл на все лады и его самого, и его матушку. И тогда этот санитар, звали его Грегор, взял да и сорвался — нацепил на безумца наручники. Мы все ему закричали: «Не надо!» Но было поздно — раздался жуткий грохот, окна заходили ходуном, что-то жуткое вылезло из-под пола прямо у наших ног и — бац...

Сичел захлопал в ладоши. Малыш вздрогнул — его было легко напугать.

— Грегор вылетел из окна. С третьего этажа Одним санитаром меньше, одним пациентом больше... Нет, друг мой Кокль, здесь с насилием лучше не шутить. Вот почему все эти годы госпиталю не причинили вреда ни бандиты, ни холмовики, ни бароны мелких пограничных штатов, ни сама Линия. Никакого насилия, даже против свиней и кур. Почему, по-твоему, мы здесь питаемся одной травой, как кролики?

— Жаловаться невежливо, но, признаюсь честно, этот вопрос меня беспокоил.

— Мы даже свинье не можем глотку перерезать! Никакого насилия. Даже против холмовиков... Нет, он заплатил деньги кому надо — и они отсюда убрались. Застроил их пещеры. Медленно, постепенно. Наполнил каньон шумом и железом. Они ведь этого не выносят, так? Но и убить его они тоже не могли. Он громоздил магистрали прямо поверх их рисунков, курганов и всего остального, так что они просто сдались и ушли.

— Бедные холмовики... И теперь... — Кридмур широко улыбнулся.

И тут заговорил Малыш:

— Я слыхал, это вампир, — он вперил взгляд в свои карты, — который питается болью. Нас предупреждали: «Не ходите в Дом Скорби. Лучше сдохнуть». Дух лишит вас достоинства, говорили нам. Ему нужно, чтобы вы страдали, оставались слабы и беспомощны, как куклы, навечно. Он же этим питается.

Ренато посмотрел на Малыша:

— Не будь дураком.

— Отсюда никто не выходит живым, так ведь? Вы же все просто сидите, покрываетесь коростой и гниете заживо!

Ренато тяжело вздохнул:

— Мы тут доброе дело делаем. Куда нам еще идти? Ты сюда по собственной воле пришел. Тебя никто не заставлял. Ты знаешь, что поступил правильно. Зря ты так враждебно настроен! Может быть, кому-то стоило посидеть с тобой у воды, показать тебе Духа? Тогда бы ты по-другому запел...

— Наверное, стоило бы так и сделать. Скажите, когда и как можно увидеть Духа? — спросил Кридмур.

— Когда попечитель разрешит.

— А когда это?

— Всему свое время.

В тот вечер Кридмур вошел в кабинет доктора Альверхайзен с инструментами в руке — так, словно кабинет принадлежал ему.

— Добрый вечер, доктор! — сказал он и, прежде чем она смогла ответить, заколотил по шатким полусобранным полкам в углу.

Она сидела за письменным столом и при свете единственной свечи читала вслух маленькую зеленую книжку, переплет которой обвивала нарисованная ветка плюща. Дэйзи сидела на полу, скрестив ноги, и качалась из стороны в сторону, а Генерал, прямой как штык, сидел в кресле напротив нее. Остолоп по имени Магфрид, сопровождавший доктора, громоздился у окна, точно шкаф.

— Не обращайте на меня внимания.

— Странное время вы выбрали для работы, мистер Кокль.

— Странное место. Странное время. Странный мир...

Коклю стоило признать, что работал он из рук вон плохо. Заниматься честным трудом ему давно надоело.

Она продолжала читать вполголоса, пока он колотил молотком.

— Да, сказал волк, ваша мама здесь. И сыновья дровосека переглянулись, посмотрели на волка, подумали о том, как они устали, как долго им пришлось идти через лес, и совершили очень глупый поступок — вошли вслед за волком в маленький домик на краю леса.

— Сказки... Когда я был мальчиком и рос на востоке, в Ландрое, мама читала мне сказки

— Ну конечно, мистер Кокль.

— Мой отец тогда был еще жив. После того как он умер, жизнь моя изменилась безвозвратно.

На самом деле, насколько знал Кридмур, отец его был жив. И конечно, пребывал в добром здравии, когда влепил юному Джону Кридмуру затрещину и вышвырнул его из дома. Кридмур решил соврать — ему показалось, будто в жизни доктора оставило свой отпечаток нечто подобное. Видимо, он угадал: глаза ее заблестели.

— Сказки, — повторил он.

— Да. Это книга попечителя Хауэлла. Генерал, насколько я могу судить, любит сказки, если, конечно, речь его не поток случайных слов, а отражение мыслительных процессов. Кто знает, может, мне удастся привлечь его внимание. А Дэйзи не против послушать.

— Я тоже не против, — сказал Магфрид.

— И Магфрид, конечно, тоже.

— Хорошо, Магфрид! Я тоже не против. Результат есть?

— Ни малейшего.

— Тяжело вам, наверное, — сказал Кридмур. — А про себя подумал: «Ну? Это он?»

— Возможно, Кридмур. Он достаточно стар.

Он заметил маленькую бутылочку зеленого успокоительного рядом со стаканом воды и улыбнулся. Ха! Старый Франт Фэншоу тоже был большим любителем опия.

— Да, мистер Кокль?

— Ничего, доктор. Просто сказка нравится. Я постараюсь работать потише.

— Шумите, если нужно, мистер Кокль. Они меня все равно не слышат.

— Осмотри его поближе, Кридмур.

— Вы, кажется, устали. Если хотите, я могу почитать.

— Это очень мило с вашей стороны, мистер Кокль.

— Мне нравятся интересные истории, доктор.

Он сел на край ее письменного стола, рядом со стариком:

— Магфрид, дружище, подойди сюда. Присоединяйся!

Он окинул скучающим взглядом стопку ее книг. В основном научные труды. Взгляд его упал на красную книжечку, не похожую на остальные. Он взял ее, раскрыл и увидел, что называлась она «История Запада для детей». Благочестивая пропаганда, сохранившаяся со времен старой Красной Республики. Как тогда любили поучать детей! Кридмур с любопытством пролистал высокопарные порицания порочной агентуры Стволов. Он пролистал обратно...

— О, нет!

Он остановился на переднем форзаце, где был изображен остроносый суровый мужчина в роскошном красном мундире. Смуглая кожа, седые волосы.

— Нет. Не может быть. Так мы его ищем?

— Не исключено, Кридмур.

— Но он погиб!

— Может, и нет.

— Он ли это — не могу сказать точно. Возможно. Книга отпечатана тридцать лет назад, портрет ему явно льстит, и состарился он недостаточно, но сходство есть. Это он?