– А, Саверио. Привет, – ответила она наконец.

– Да ты как будто разочарована?

– Вовсе нет, просто я ждала вестей от Ли.

– Оттуда пока ничего. Полу с командой осталось прослушать еще несколько девушек.

– Еще бы. Такое впечатление, что каждый район Нью-Йорка перевернули вверх тормашками, вытряхнули оттуда всех девушек лет двадцати и отправили на это прослушивание. У меня ничего не выйдет. Или все-таки?..

– Все не так уж безнадежно.

– Ты не девушка, тебе не понять.

– Давай сходим куда-нибудь? – предложил Тони. – Хоть отвлечешься немного.

Чичи окинула взглядом длинный коридор, представила, как сидит всю ночь в своем номере, и сердце ее упало.

– Давай, было бы здорово.

– Тогда я заеду за тобой через час.

Чичи тщательно расчесала волосы, глядя на свое отражение в окне. Слегка подкрасив губы, она расправила блузку под жакетом и проверила, ровно ли лежат швы на чулках. Затем посмотрела на часы и не без удивления поняла, что сердце отчего-то бешено колотится. Тогда она стала дышать медленно и глубоко, как делала всегда, если нужно было совладать с волнением.

Девушка спустилась с третьего этажа в вестибюль. Пристроив на колени свою дорогую шляпу-хомбург, Саверио сидел, расстегнув пальто, на одном из двух кресел с резной деревянной спинкой, развернутых к стойке регистрации, положив руки на подлокотники и с любопытством наблюдая за входящими и выходящими постоялицами гостиницы.

– Тони! – позвала Чичи. – Ох, к этому еще надо привыкнуть. А можно мне пока называть тебя Саверио?

– Давай ты всегда будешь называть меня Саверио?

На улице Чичи взяла Тони под руку. В чистом морозном воздухе табачный дым прохожих смешивался с дымом от затопленных печей и с духами нарядных дам. Когда они подошли к манхэттенскому «Даунбит-Клабу» на Западной 52-й улице, с хилого каштана у входа слетели три желтых листа. На тротуаре стояла грифельная доска, а на ней мелом было написано, что проданы все билеты на концерт трубача Сая Оливера[45], который всю неделю выступает в Нью-Йорке исключительно в этом клубе.

Чичи наклонилась поближе к остекленной доске объявлений у спускавшейся к двери клуба лестницы и прочла прикрепленную там кнопками рецензию из «Нью-Йорк геральд трибьюн»:

Сай Оливер – негласный наследник великого Джимми Лансфорда. Его известные во всей стране и за границей аранжировки и исполнение джазовых мелодий с оркестрами примечательны сочетанием отсылок к прошлому с современным новаторским стилем, благодаря чему ни одно его выступление не обходится без аншлага.

Тони провел ее к столику у самой сцены.

– Так близко? – восхитилась Чичи.

– Сможешь разглядеть до мельчайших подробностей, как мистер Оливер дует в свою трубу. – Тони повернулся к официанту и заказал напитки.

– А где ты живешь? – спросила Чичи.

– На гастролях.

– То есть у тебя нет квартиры?

– Нет нужды.

– А куда ты деваешься, если выдалась, скажем, неделя отпуска?

Тони улыбнулся.

– Где-нибудь находится местечко.

Для таких, как Тони Арма, гастролирующих с известными эстрадными оркестрами, всегда отыщется очередная Глэдис Овербай. Зачем ему постоянный адрес, когда в его распоряжении то одна, то другая временная квартира. Чичи поняла, что он имеет в виду.

– А, ясно. – Она обернулась, заметила в глубине клуба Ли Боумэн и помахала ей.

Ли пробралась между столиками и подошла к ним.

– Ну что, какой вердикт? – спросил Тони.

– Не уверена, что хочу знать, – добавила Чичи. – Но вы все-таки скажите.

– Только не отчаивайтесь, – начала Ли.

– Ну все, это вступление к отказу, – сказала Чичи, глядя на Тони.

– Возможно. Если вы считаете, что оркестр Пола Годфри – единственный на свете ансамбль, – продолжала Ли.

– Меня не взяли. – Чичи закрыла лицо руками.

– Не взяли, – подтвердила Ли. – Выбрали симпатичную золотоволосую девушку из Иллинойса.

– Вот так всегда. Победительницы неизменно оказываются блондиночками из Иллинойса, – грустно усмехнулась Чичи. – Совсем как кукуруза.

– Смешно! – прыснула Ли. – Приберегите это для своего номера.

– Какого номера? Меня же не взяли.

– Слушайте свой концерт, а потом встретимся в кафе-автомате на углу 43-й и 9-й, – деловито велела Ли. – Возьмем чего-нибудь пожевать, и я вам расскажу, какое у меня для вас предложение. А сейчас мне надо познакомить мисс Иллинойс с графиком гастролей.

Ли ушла, а Чичи решила:

– Мне надо перекрасить волосы.

– Да тебе не пойдет, – возразил Тони.

– Ты-то откуда знаешь?

– Я один из немногих на свете мужчин, которые различают цвета, и вижу разницу между хорошей палитрой и плохой. Блондинкой ты бы смотрелась ужасно.

– Продолжай, я слушаю. – Чичи откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. – И постарайся говорить поубедительнее, а то я думаю о Хелен Форрест, Мари Хиллман Смит, Дине Шор, Марте Тилтон и Ните Лефтвич. Да, есть еще эта новая девушка из Кентукки, Розмари Клуни. И знаешь, в моем списке одни золотоволосые красотки.

– С твоими черными волосами и карими глазами ты так же очаровательна, как голубоглазая блондинка или зеленоглазая рыжая.

– Угу, да только нанимают сплошь блондинок и рыжих, а я брюнетка.

– Я говорю не о работе, а об эстетике, – отмахнулся Саверио.

Чичи отпила своего «Манхэттена».

– Ты, я вижу, много времени проводишь за изучением женщин, – заметила она.

– А еще я подбираю носки для тех ребят в оркестре, которые сами с этим не справляются.

– То есть когда ты разглядываешь женщин и сравниваешь их между собой, как образцы краски, то это просто работа?

– А твоя работа – упрекать меня в этом?

– В том, как ты ведешь себя с женщинами?

– Ну не о носках же речь.

– Женщины выстраиваются к тебе в очередь, как будто ты раздаешь карамельки, а они жить не могут без сахара.

– Это пройдет.

– Не скоро. Впрочем, что я понимаю в шоу-бизнесе? Я ведь думала, что отлично выступила. Я так старалась нынче утром.

– Им нужна была девушка, которая хорошо смотрится на сцене и исполняет стандартный репертуар.

– Я это тоже могу.

– Тебе бы это до смерти надоело. Сколько раз, по-твоему, у тебя получится спеть «Начни начинать»[46], прежде чем захочется в клочья разорвать ноты и выбросить их в окно?