Рассмотрим альтернативные гипотезы. Предложенная Старком (Stark 1999) теория религии предполагает, что люди мыслят в режиме подсчета затрат и выгод и придумывают сверхъестественные силы, чтобы получить блага и услуги, которых, по сути, просто нельзя получить. Я искреннее уважаю исследовательскую программу Старка и его коллег, но когда его перечень теоретических утверждений принимается как данность, в нем практически ничего не говорится ни о фундаментальной проблеме общественной жизни, ни о роли религии в ее решении. Сам я могу лишь сказать, что объяснять кальвинизм как экономическую схему рассуждений, крутящую свои шестеренки в стремлении понять, как получить то, чего получить нельзя – это не лучше, чем объяснять открывалку как орудие для рубки леса. Если в кальвинизме отразились все главнейшие черты других религий, то нам следует отнестись с большим подозрением к амбициозному заявлению Старка – о том, что он может объяснить любой нюанс религии на основе своей формальной теории.

Или вот еще одна гипотеза, согласно которой кальвинизм можно объяснить на основе «мирской пользы», но только не для групп, а для отдельных людей. Чтобы не попасть в капкан и избежать ошибки усреднения, о которой мы говорили в главе 1, нам стоит быть внимательными к нашим методам сравнения. Вопрос вот в чем: создавался ли кальвинизм во имя выгоды отдельных лиц (предположим, его предводителей), обретаемой за счет других членов Церкви? Или он создавался во имя пользы каждого члена Церкви, выступающей как коллективная единица? Иногда эксплуатация бывает неприкрытой – но чаще она требует обмана, и мы могли бы ожидать, что кальвинизм, на первый взгляд, покажется для группы хорошим, а затем, при более строгом рассмотрении, выяснится, что он – орудие эксплуатации. Некоторые черты определенных религий, без сомнения, можно так объяснить – например, многие практики Католической Церкви, как раз и приведшие к Реформации. Религиоведы уже пришли к такому выводу на основе качественных данных, и мало какие доводы позволяют его оспорить. Я не пытаюсь представить каждую черту любой религии как хорошую для группы – я и не смог бы, даже если бы захотел. Природу религии объясняет не только групповой отбор, а именно теория многоуровневого отбора. Церкви определенно разрушаются изнутри – отчасти потому и возникают новые церкви, и я опишу этот процесс в главе 5. Однако особенности кальвинизма ясно указывают не на то, будто он представлял собой ловлю обычных верующих «на живца» и давал выгоду разработчикам этой «спецоперации» – а на то, что он давал группе реальные выгоды. Эпоха Кальвина была полна словесных преувеличений и неистовых обвинений. Порой злостные враги кальвинизма обвиняли пасторов в личном обогащении – но над такими обвинениями смеются все исследователи жизни Кальвина, с которыми я имел честь общаться. Кальвин ревностно стремился явить собой пример бескорыстия. Это прекрасно известно; и это ярче всего выразилось в том, что его даже похоронили без указания, кто покоится в могиле. Но более важны многие особенности этой религии – явно созданные для того, чтобы сдержать своеволие предводителей так же эффективно, как и своеволие рядовых прихожан. Поскольку мы избегаем слишком широких определений эгоизма, когда он понимается как «все, что работает на любом уровне», можно сказать, не особо о том споря, что кальвинизм приносит выгоду группе – и на этом основании его и объяснять. Мы не станем переоценивать силу аргумента от замысла – но и без этого можно с уверенностью заявить о том, что кальвинизм лучше объяснять как адаптацию на групповом уровне – нежели как-либо иначе. Открывалка создана для открывания консервных банок. А кальвинизм задумывался, чтобы заставить сообщество людей действовать в качестве адаптивной единицы[38].

Врожденная психология и культурная эволюция

В главе 1 я показал, что этические системы у человека имеют два компонента: первый – развившийся на уровне генов, а второй – культурный, чье развитие не окончено. Для существования этической системы необходимо врожденное психологическое устроение, но его специфическое содержание может варьироваться и тем самым адаптироваться к наличным окружающим условиям. И кроме того, важно помнить, что обладающие моралью сообщества, превышающие по численности несколько сотен индивидов, «неестественны», ведь если учитывать генно-эволюционный аспект, то таких сообществ, насколько нам известно, до появления агрокультуры не существовало. А значит, те механизмы, которые развились благодаря культуре, абсолютно необходимы человеческому обществу, чтобы оно могло подняться выше уровня группы, в которой каждый знает каждого – и удержаться на нем.

В кальвинизме легко различить тот же самый охраняемый эгалитаризм, характерный для групп охотников-собирателей. Впрочем, у кальвинизма есть и другие черты – культурные надстройки, позволяющие механизмам работать на более крупной масштабной шкале. Ни один житель города размером с Женеву просто не сможет отслеживать поведение всех остальных жителей – но можно избрать старейшин (пресвитеров), чтобы те надзирали за участками города, где они знают всех поименно. Тысячи людей не могут принимать участие в принятии единодушного решения – но группа пасторов весьма похожа на группу охотников-собирателей, сидящих на корточках вокруг костра. Тысячи людей не смогут сами собой примириться в вопросе о том, как всем себя вести – но достичь единообразия возможно: в этом помогут многие методы кальвинизма и других религиозных систем. Но прежде всего кальвинизм – как и охотники-собиратели – не доверяет человеческой природе, и это недоверие, предполагающее, что люди могут эксплуатировать друг друга на всех уровнях социальной иерархии, создаваемой той или иной моралью, само по себе служит защитой от эксплуатации. Парадигма основных эволюционных переходов, которая в настоящее время формируется в биологии, сосредоточена прежде всего на представлении о механизмах социального контроля, предотвращающих разрушение групп изнутри и превращающих группы организмов в группы-организмы. В главе 1 мы уже отмечали, что эту парадигму можно применить и к генетической эволюции человека, и к образу жизни групп охотников-собирателей. Пример кальвинизма показывает, что ее можно распространить и на культурное развитие человека, и на природу современных обществ.

Джейкоб (Jacob 1977) описал эволюцию так: это изобретательница-самоучка, «мастерица», создающая новые структуры из старых частей. Сравнение с «мастерицей» очень четко раскрывает то, что врожденные психологические механизмы не обязательно ограничивают культурную эволюцию, а скорее обеспечивают ее строительными блоками, из которых она создает бесчисленные формы. Прощение и вера – вот два примера способностей из психологического арсенала любого нормального человека, несомненно применимых вне религиозного контекста и используемых по-новому в системах религиозных верований, созданных культурой. Кальвинизм постиг основы людской психологии, и это отмечали исследователи жизни Кальвина, например Макграт (McGrath 1990, 224), увидевший «фундаментальный вклад кальвинизма в форме порождения психологических импульсов на основании его системы верований». Макграт приписал эту догадку Максу Веберу (1930). Как известно, Вебер предполагал, что кальвинизм дал начало протестантской профессиональной этике и духу капитализма, пронизывающему современную жизнь. Тезис Вебера высвечивает и другую сторону сравнения с «мастерицей»: не старые части, но новую структуру, которая объяснима лишь в терминах современной истории и ни в коем случае не может считаться адаптацией к анцестральной среде. Обществоведы все еще принимают тезис Вебера всерьез – и, в общем-то, правильно делают (напр., Lessnoff 1994). Природу человека можно выстроить из старых частей, но она тем не менее способна развиваться посредством непрерывной культурной эволюции.